Стерва

Ну, уж нет! Только потому, что Джер настаивал на том, чтобы я оставила Бриса, я не собираюсь вычеркивать Макензи из своей жизни. Мы с ним сблизились за год, и я не хочу оставлять его. Не уверена, что теперь наша сексуальная жизнь станет существовать и дальше, но Брис – больше, чем мой любовник. Он – мой друг.

– Ты хочешь, чтобы их ночной дружбе пришел конец? – по-взрослому рассуждает моя дочь.

Но выражение «ночная дружба» вызывает у меня хохот. У Джереми, кстати, тоже. Обнажив белоснежные зубы, Уолш наклоняется над столом.

– Именно, – парень указывает пальцем на Даниэль. – Мне нравится твое определение маминых с дядей Брисом отношений.

Даниэль лучезарно улыбается ему в ответ. Ее лицо излучается радостью. Ей определенно импонирует Джереми. Раньше она спрашивала, почему Аарон – не ее папа, ведь он такой замечательный, добрый, по ее словам. И любит ее. А теперь не начнет ли говорить, что разочарована тем, что Джереми – не ее отец? Он, как человек, похоже, очень сильно ее привлекает. Дани слушает его, открыв рот.

Я не успеваю ничего возразить этой парочке чудаков. Мой телефон звонит, и я встаю, чтобы пройти в спальню. На дисплее высвечивается имя сестры. Аарон уже рассказал ей, что Джереми ночевал у меня сегодня?

– Если собираешься упрекать меня, не трать ни мое, ни свое время, – начинаю я разговор.

Агнес на том конце провода молчит, возможно, прибывая в замешательстве.

– Что? – говорит она, и я буквально вижу, как сестра прищуривает глаза. Она ничего не знает. Ладно. – Неважно, – тут же отзывается. – У меня к тебе дело. Это очень важно, Сэми, выслушай меня до конца, хорошо?

Я ничего не отвечаю, принимаясь слушать, что скажет Агнес, и она продолжает:

– Нас с Роном пригласили на ужин, – пауза. – В честь возвращения Джереми из Испании. – Снова пауза. – Но я не хочу туда идти, по крайней мере, одна – без тебя, потому что принимающая сторона – это Эйрин. – Третья пауза; винтики в моей голове складывают два и два.

Я горячо отказываю ей, на корню срывая ее будущую просьбу, уже свисающую у сестры с языка.

– Нет, нет и нет! Даже не проси меня! Я не войду в ее дом! Ты же знаешь, как я ее ненавижу…

Агнес прерывает меня, и в ее голосе столько же отчаяния, сколько и в моем.

– Я умоляю тебя. Мне обязательно нужно быть, но одна я этот вечер не переживу, ты же знаешь!

Она говорит громко, и чуть ли не всхлипывает от раздражения.

– Мне необходима ты там, – отчеканивает Агнес. – Пожалуйста. Просто пожалуйста.

Я вздыхаю, замолчав, но сестра принимает отсутствие дальнейших протестов от меня за согласие. Она радостно кричит:

– Ты самая лучшая в мире сестра! С меня – бутылка лучшего белого вина! Я даже не буду сердиться, если ты закуришь! – Мне слышно, как она подпрыгивает на месте, но не позволяет мне и звука вставить. – Люблю тебя, Сэми!

Агнес бросает трубку. Вероятно, очень довольная собой. А я думаю о том, что я попала. Как же я попала.

Возвращаясь на кухню, я спускаю со стульчика Даниэль. Она уже все съела и теперь ее задача – убрать все игрушки, которые она успела разбросать по детской с самого утра. Убрав волосы назад, я обхватываю их пятерней на затылке. Краем глаза я замечаю, что Джереми встает из-за стола, шагая в мою сторону. Когда он неожиданно поворачивает меня к себе за талию, я стараюсь приглушить невольное вскрикивание. Уолш отодвигает одной рукой посуду с той стороны стола, где он сидел, и сажает меня туда, раздвинув мои ноги, становясь между ними. Я оборачиваюсь назад, молясь, чтобы Даниэль не вышла из комнаты в такой ненужный момент. Потом, снова обратив взгляд на Джереми, толкаю его изо всех сил, но он же скала, даже с места не сдвинулся.

– Что ты делаешь? – громко шепчу, и в моем голосе проскальзывает истерика.

Джер без слов поднимает подол моей шелковой ночной рубашки. От его наглости я охаю и пытаюсь убрать его руки с себя, но он успевает перехватывает мои. Бесцеремонен и циничен.

– Я во тьме видел лишь очертания, – замираю, когда Уолш начинает обводить по контуру мою татуировку. – Это в твоем стиле, Сэм. – Он вскидывает глаза на меня, после впивается мне в губы безумным поцелуем, но его ладонь продолжает лежать на рисунке. – Цветок, – шепчет у моих губ Джереми, – лепестки цветов, окружающие футбольный мяч. Это в твоем стиле, любимая.

Он поднимает мое лицо за подбородок, чтобы я не прятала глаза, а смотрела на него.

– Никто не виноват в смерти Майкла. Ни ты, ни я, ни Аарон. Он хотел выйти в тот день на поле, он хотел играть. И он умер счастливым.

Джер стирает слезы, что только появляются на моих веках. Они не успевают скатиться по щекам, по одной он их смахивает.

– Существует так много «если», Джер, – хриплю я. – Ты даже не представляешь, сколько я об этом думаю. О безответственных родителях Майкла, которым, кажется, просто плевать на его смерть.

Уолш прижимается теплыми губами к моему лбу.

– Он жив в наших воспоминаниях, – его пальцы снова оживают над пестрым цветным рисунком на моем бедре. – Он жив в этой татуировке. В твоей голове и в твоем сердце.