Стерва

Я сглатываю, потому что в горле моментально становится сухо. Надо признать, что прежде чем он улетал в Мадрид, он смог пробудить во мне что-то, – наверное, понимание того, что так, как Джереми, меня больше никто никогда не будет любить. А сейчас это понимание возрастает в разы, и я осознаю, что именно досталось этой девушке. Его будущей жене. Как же много ей досталось! Этот мужчина умеет любить.

– Не прячь глаза, дорогая, – Эйрин касается рукой моего подбородка, поднимая его, но я быстро отбрасываю ее руку от себя.

Это некая защита. Я же терпеть ее не могу. Соответственно, ее касания мне весьма и весьма противны. С невозмутимой легкостью она наклоняет голову набок.

– Не стоит так расстраиваться. Я слышала, что тебе пару составил сын бывшего главы города, – кивнув, Эйрин выпячивает нижнюю губу. – Отличная партия. А если он увезет тебя во Францию к своей матери, я, вообще, умру от счастья!

Она смеется над своей недоделанной шуткой, а я все думаю только о том, что Джереми женится. Он женится. Теперь правда о Дани ему точно не нужна. Это намного усложнит его жизнь. Эйрин ни за что не примет Даниэль. И я уже в мыслях прокручивала момент, как она заставляет Джера сдать анализы на тест ДНК. Эйрин всегда будет ненавидеть мою дочь; я этого не позволю.

– В общем, так, – проведя языком по внутренней стороне щеки, миссис Уолш вмиг становится деловитой и чопорной, – я не хочу видеть тебя рядом со своим сыном, Саманта. Я не хочу, чтобы вы общались, звонили друг другу, обменивались сообщениями, даже по-дружески, – уточняет она. – Никакого контакта. И, тем более, никакого физического контакта! Если он поставит под сомнение всю правильность своего решения скрепить узами брака жизнь с жизнью талантливой и умной девушки, я лично, – она очень быстро хватается за мою ногу, пододвигая ее к себе. Я не успеваю среагировать, как Эйрин уже стучит пальцем по месту на рваных светлых джинсах, где виднеется татуированная кожа на бедре, – вырежу это уродство с твоего тела.

Пока я в ступоре хмурю брови, все еще не пришедшая в себя от ее хамства и напористости, Эйрин закидывает ремень дорогой черно-белой сумки себе на плечо и хватает свой стакан со стола. Перед тем, как отойти от меня, она роняет:

– И да простит меня Господь!

Глава 14

Джереми

Кайя и моя мать отлично сладились. Перед тем, как закрыть дверь в свою старую комнату, которую не коснулся ремонт, прислушиваюсь к тому, что они воркуют на кухне, готовя обед. Мама дает кое-какие указания нашей горничной, а потом все заглушается, потому что Аарон врубает музыку на своем ipodе. A-ha с их ритмичной песней заставляют нас перебрасывать мяч с одного угла комнаты в другой. Рон пасует мне, я пасую ему, и так еще долгое время, пока я не ловлю футбольный мяч, чтобы в этот раз не бросить его другу.

Аарон раскидывает руки в замешательстве.

– В чем дело, чувак? – смеясь, говорит он. – Хочешь еще пообниматься?

Парень разводит объятия шире.

– Ну, иди сюда, мой пончик.

Теперь я швыряю в него мяч, попадая в бок, отчего Галлахер морщится.

– Больно же! – взывает этот придурок к моей доброй стороне. – Ты мог бы быть более ласковым, учитывая обстоятельства.

Но поганец не ответил ни на один мой вопрос, касающийся моей любимой девушки. Он просто переводит разговор на другую тему, или делает вид, что не расслышал. Убегает в туалет, принимается много болтать с моей мамой. Спросил у нее, как хорошо приготовить отбивные. Даже Кайя смеялась. Идиот!

– Червь паршивый! – несильно бью того в плечо, а Аарон отвечает тем же, и мы деремся, словно ученики младшей школы. – Ты же мои вопросы игнорируешь!

Рон хохочет, отскакивая.

– Червь паршивый? Что за оскорбление? Тебя этому эмоциональные испанцы научили?

Рон вскакивает на постель, когда я уже рядом и собираюсь нанести ему хук.

– Кстати, – голосит дальше друг, – тебе очень идет эта… легкая небритость, я бы сказал.

Когда мне удается уязвить его, Галлахер хватается за живот, надув щеки. Он дышит тяжело через нос, а через мгновение пытается сделать со мной то же самое, но я резко отклоняюсь, не давая себя в обиду.

– Эй, это не честно! – вопит Рон, изредка пританцовывая под одну из своих любимых групп.

Я прекращаю эту игру первым и тянусь к столу, чтобы выключить музыку. Аарон, конечно же, протестует.

– Не честно то, что ты не рассказываешь ничего про свое утреннее убитое состояние, которое не осталось незамеченным мной, когда мы ехали с тобой в машине, – прерываю его я.

У него есть отговорки. Как всегда.

– Брось, чувак, – ухмыляется лениво тот, – какое настроение у меня может быть утром?

Я пожимаю плечами.

– Не знаю, какое может быть, но было оно озадаченным, – парирую я.

Галлахер разбрасывает свое мощное, еще больше за годы нашей разлуки подкачавшееся, тело на моей кровати, покрытой синими простынями. Они выстираны и отглажены, но это те самые простыни с изображением «Человека-паука», по которому я сходил с ума в детстве и юности.

Рон смеется.