Стерегущий

Пробитая на «Цесаревиче» ночью боевая тревога особого волнения у Жукова не вызвала: звонят и звонят, должно быть, учение. Но когда он выбежал на палубу, освещенную лучами прожекторов, пересекавшимися по всем направлениям, и корпус броненосца содрогнулся от взрыва мины, ему почему-то вдруг снова вспомнилась гичка с японцем.

Прожекторы работали на всех судах эскадры. В призрачных их лучах по палубе «Цесаревича» бегал инженер-механик Федоров, торопливо отдавая резкие распоряжения. Его бледное, ставшее необычно строгим лицо мелькало то там, то здесь, и всюду слышался его надорванный, сбиваемый быстрым движением голос.

Федоров перехватил Жукова, когда тот приближался к группе матросов, толпившихся у двенадцатидюймовой башни. Инженер приказал Жукову пробраться в носовой коридор, задраить там, если окажутся открытыми, горловины и быстро выйти на палубу, так как единственный шанс на спасение корабля — немедленно затопить эту часть броненосца.

Жуков был человек толковый, он сразу схватил, что от него требуется.

«Что же? Если народу нужно, можно и пострадать», — решил он.

Откозырнув инженер-механику, он по дороге скрутил толстую цигарку, ничего не оставив в папиросной коробке с картинкой Кармен, под которой лежал последний запас махорки. Чтобы не потерять созданную ценность, он засунул ее за ухо. «Выкурю контрабандой за работой. Стенки коридора надежные — не прогорят».

Железное помещение коридора показалось ему похожим на склеп. Тускло мерцали электрические лампочки. При слабом их свете машинист с трудом рассмотрел скоб-трап и узкую горловину, которыми ему предстояло выбраться обратно. Соображая, как приступить к выполнению приказа, Жуков не сразу понял, что произошло, когда погасло электричество.

— Выключили зачем-то, балбесы, — решил он, закуривая цигарку, но не приступая к работе в надежде, что шалости электричества — пустяк и оно вот-вот зажжется опять.

Но свет медлил. Переждав несколько бесконечно долгих напрасных минут, Жуков в полной темноте стал ощупывать пальцами шершавые железные стенки броненосца. Он и не подозревал, как много на них заклепок то с круглыми, то с шестигранными головками.

Затем внимание Жукова привлек шум воды. Она появилась бурливыми потоками и сразу же стала заливать ноги до колен. Звуки воды были похожи сначала на лепет ручья, вливавшегося в речку у Колокны, родной его деревни, а потом на захлебывания лопнувшего водопровода. Жуков мог двигаться только вдоль стенки, шаря по ней руками, чтобы не сбиться с направления к незадраенным горловинам. Идти стало трудно. Напор воды усиливался. Жуков с трудом держался на ногах. В темноте он ничего не мог делать и начал беспокоиться. Инстинкт самосохранения заставил его повернуть назад, чтобы отыскать ранее подмеченный им скоб-трап, но он не находил его. Вода стала уже по горло. Собрав все силы, разгребая руками воду, он брел, придерживаясь стенки, отыскивая на ней спасительную лесенку скоб-трапа. Скоро он смертельно устал. Тело его застывало от холода. В ногах и на лице начались судороги.

— Вот так и помрешь здесь, — подумал вслух Жуков. Нечаянно сорвавшееся тревожное слово загасло в журчании воды, и человек вдруг почувствовал себя обреченным. Невыразимых усилий стоило не закричать от тоски и ужаса. Беззвучно шевеля губами, он то и дело повторял:

— Никола-угодник, где же скоб-трап? — Но чрезмерного напряжения нервов хватило ненадолго, и тогда Афиноген закричал пронзительно и громко: — Братва!.. Выручай!..

Это был крик о помощи, чтобы сверху открыли люки. Прокричав раза два, машинист подождал немного. Ответа не было. Вода словно подмыла его ноги. Он уже не стоял, а плыл, работая руками и барахтаясь в воде. Намокшая одежда тянула книзу. Жуков, с трудом загребая одной рукой, другой бил по воде, поддерживая равновесие. Попытался, но не смог сбросить сапоги, ставшие вдруг стопудовыми. Онемевшие руки гребли и гребли, но порой уже отказывались служить. Тогда Жуков с внезапно вернувшимся хладнокровием поплыл к месту, где, по его расчетам, должен был находиться скоб-трап.

Невероятная усталость тягуче сковывала мускулы, гасила мысли. Жуков изнемогал.

Тогда он, полный злого презрения к надвинувшейся гибели, перестал грести. Ледяная вода коснулась губ…

Незаметно, бесцельно ушла жизнь Афиногена Жукова, но под стремительным натиском напряженного общего труда вновь заработали все машины, опять появился свет. Хлопотливые матросские руки отклепали якорный канат. «Цесаревич» дал ход и, управляясь машинами, так как рулевые приводы не действовали, пошел в обход эскадры, к западу. Крен, дойдя до восемнадцати градусов, некоторое время застыл на них, а затем начал медленно уменьшаться.

Мария Ивановна Старк неоднократно говорила мужу, что Грамматчиков, командир крейсера первого ранга «Аскольд», далеко не аристократ по происхождению, но в нем есть благородство любимца муз. Она утверждала, что для Грамматчикова служба во флоте — случайное занятие, настоящее же его призвание — музыка.