– Вот еще! Делать мне больше нечего! Я капитаном стану, дальнего плавания… Ты есть хочешь? Мама оладий напекла. Я уже поел, но еще бы пару слопал, а мама не даст. Для гостей, говорит. И сметана, и варенье абрикосовое… – Владик облизнулся. – Если с тобой пойду, то еще съем. Люблю оладьи!
– Здравствуйте! – вежливо поздоровался Потапыч, заходя на кухню, большую и светлую, с круглым массивным столом посередине, покрытым желтой скатертью.
Он тут же потупился, потому что всегда стеснялся, когда знакомился или здоровался.
Полная невысокая жена дяди Бори, с пухлыми щеками, с тонкой пшеничной косой до середины спины, в длинном бежевом сарафане, почти не закрывала рта, выдавая по сто слов в минуту.
– Садись, деточка. – Горячей мягкой ладонью она огладила Мишку по затылку и спине. – Как ты спал? У нас хорошо, тихо. Да что я? Вы сами живете на выселках…
– Мы на хуторе живем, – поправил ее Мишка, запихивая в рот хрустящую оладью, политую абрикосовым вареньем.
– Ну и я о том, в глухой степи. А у нас море. Это тебе не речка, хоть и большая, как Дон. Вы сейчас идите купаться. Отцу не мешайте, он в сарае репетирует…
Она еще говорила и говорила. Слушая ее краем уха, Мишка узнал, что старший ее сын толковый паренек, а Владик – шалопай, и что из него вырастет, одному Богу известно. Что Борис тоже не подарок: то уезжает надолго, то репетирует, а во время репетиции становится яростным, как лев на охоте.
Мишка страстно захотел увидеть, как выглядит лев во время охоты, то есть репетирующий дядя Боря.
«Лев потерял часть богатой гривы от бесконечных гастролей и плохого питания» – так подумал Потапыч, глядя на дяди-Борину спину с прилипшей к ней пропотевшей рубашкой.
Широкая дверь в сарай была распахнута, иначе внутри не хватало бы воздуха и света. Мишка и Владик сидели за кустами и смотрели, как перед дядей Борей взлетают небольшие булавы, что-то вроде палочек, но с утолщением на конце – они по форме напоминали одновременно бутылки и кегли.
– Для выступлений у него другие, – шепотом пояснил Владик, – блескучие такие.
Летали булавы бесперебойно, словно привязанные невидимыми нитями. Мишка пожалел, что дядя Боря стоит к ним спиной.
– Когда твой отец еще выступал, он все хотел, чтобы мой папа со своими булавами или мячиками взобрался на лошадь и жонглировал на ней! – хихикнул в кулак Владик. Дядя Боря как раз в этот момент оставил в покое булавы и взялся за теннисные мячики. Они замельтешили так, что их движение сливалось в желтые дугообразные линии. Потапыч не успевал за ними следить. – Но папка ужасно боится животных, всяких – и собак, и кошек, и птиц. А уж лошадь – это для него как великан для лилипута.
– А у меня своя лошадь есть. Белорождённая. Она вся белая, а глаза голубые. – Мишка начал говорить громко, забыв, что они тут, в кустах, сидят тайно.
Потапыч ожидал увидеть восторг в глазах Владика, но обнаружил там испуг, да и взгляд его был устремлен за спину Мишки.
Когда он обернулся, то увидел летящий в него теннисный мячик, больно стукнувший Мишку в плечо. Второй мячик попал в грудь Владика. Мальчишки побежали, а вслед им несся крик дяди Бори:
– Сколько можно просить не мешать мне во время репетиций! Бездельник! Шалопай!
Он кричал еще что-то, но мальчишки успели убежать довольно далеко и уже не различали слов. Владик остановился, чтобы отдышаться, наклонился, упершись руками в колени.
– И часто… он… так… репетирует? – прерывисто дыша, уточнил Мишка.
– Два, а то и три раза в день. Час или два. С жонглерами всегда так, – со знанием дела пояснил Владик, – пропустишь репетицию – все предметы из рук начнут валиться. Ловкость теряется.
Мишка оглянулся. Они стояли посреди пустынной, раскаленной улицы, очень похожей на центральную улицу в Ловчем. Только здесь к горячему степному ветру примешивался легкий морской, оставляющий соль на губах. Он волновал, словно звал куда-то и порождал беспокойство в душе.
Потапыч прислушался к себе. Его опять потянуло на подвиги. Только здесь не было покладистых закадычных друзей – Димки и Егора, готовых на все.
Однако и Владик глядел на Мишку, как тому показалось, с ожиданием и надеждой.
– У вас тут, наверное, скучно? – крамольно предположил Мишка. – Нет никаких приключений. «Тишь да гладь да божья благодать», – вспомнил он присказку деда Мирона.
– Не знаю… – задумался Владик. – Я вчера слыхал, рыбаки на берегу рассказывали, там, западнее по берегу, во время шторма выбросило небольшое суденышко. Вроде рыбацкое, но они здесь все суда знают. – Владик сделал загадочное лицо и после паузы добавил чуть небрежно: – Болтают, что это бандитское «корыто», заполненное оружием. Они бежали от полиции, наскочили в шторм на берег: видимости не было, да и движок сломался. Команда смылась, оставив судно и груз.
– А почему полиция не забрала судно и оружие?
– Они их потеряли в круговерти. Шторм крепкий был, – уверенно заявил Владик.
Разговаривая, мальчишки шли к морю. Дорога вела вниз, а у края плато упиралась в каменные ступени, поросшие кое-где сухой колючей травой. Мишка, щурясь, смотрел на ослепительное море впереди.