Голос у него был нерадостный и какой-то неуверенный.
– Что-нибудь конкретно сейчас можешь сказать?
– Да. Мы нашли еще одну кассету.
В ту же минуту Пэйджит вспомнил о Линдси Колдуэлл.
– Что на ней?
– Она собирается рассказывать, как ты забрал к себе Карло. Но потом заговаривает о другом. О деле Ласко.
Пэйджит замер.
– О чем ты, черт возьми?
– Ты на самом деле не знаешь? – Наступило иное, долгое молчание. – Мария Карелли была пациенткой доктора Стайнгардта.
9
Начинала она с того, сказал Брукс, что Пэйджит забрал к себе Карло. Звучало так, будто он злонамеренно лишил Марию сына.
В тот теплый весенний вечер Пэйджит шел к Карелли, собираясь пробыть у них час-другой и потом уже навсегда расстаться с ними. Родители Марии жили в северной части Бостона, сразу за Хановер-стрит, в кирпичном доме без лифта: окна их квартиры выделялись зеленым цветом обшарпанных ставень. Джон держал когда-то бакалейную лавку, его жена, Франческа, растила семерых детей, Мария была самой младшей. Теперь им шел восьмой десяток, лавка уже давно была продана, и всякая жизнь, по крайней мере, так казалось Пэйджиту, ушла из этого дома вместе с их последней дочерью, так непохожей на остальных.
Здесь, откуда так не терпелось когда-то вырваться его матери, и жил теперь Карло. Мария пребывала в постоянных разъездах. Через два, максимум три года, говорила она Пэйджиту, ее положение как журналистки стабилизируется, она сможет иметь постоянное жилье в каком-нибудь городе и нанять человека, который поможет ей растить Карло. А пока ее родители все же лучше, чем старшие братья и сестры. Пэйджит знал только, что оба брата Марии слишком много пьют; что старшая сестра отказалась взять к себе Карло; что из-за непрестанных отлучек Марии братья и сестры относятся к ней так же неприязненно, как и родители. Но ему трудно было представить Марию в этом мире приходских школ, безраздельного мужского господства и сурового уклада жизни, так же трудно, как и понять, почему ее старшая сестра неизменно называет Карло "ублюдком Марии".
Открыв дверь, Джон Карелли уставился на Пэйджита, как кредитор на несостоятельного должника. Это был невысокий человек с лицом, напоминающим ореховую кору, – сплошь в наростах и трещинах, сутулый, с острым, подозрительным взглядом. Ни намека на сердечность или радость. Чувствовалось, что душа этого человека слилась с унылой обыденностью, что неумолимые законы церкви и среды убили в ней нечто очень важное. И, должно быть, единственное, на что этой душе доставало сил, – это презирать стоящего здесь за то, что он такой же как и его собственная дочь.
Они стояли в тесной прихожей. За спиной Джона Карелли протянулся вдоль ряда дверей темный коридор; в нем тенью появилась Франческа, отворила одну из дверей, закрыла ее за собой. Во время прежних своих приездов Пэйджит не видел ее, но почему-то чувствовал, что лишь она одна могла походить на Марию.
Протянутую руку Джон Карелли игнорировал.
– Она говорила, что вы приедете.
Пэйджит подтвердил:
– Повидаться с Карло.
Карелли не двигался; все в его позе говорило: будь он помоложе, он вышвырнул бы пришедшего вон. Наконец старин проворчал:
– Здесь он.
И провел Пэйджита в гостиную. Ее скудными украшениями были тяжеловесные портьеры, полностью закрывавшие окна, распятие, натюрморт с грушей и сливами и семейные фотографии – фотографий Марии среди них не было. Воздух в темной комнате был тяжелый, спертый – похоже, здесь давно не открывали окна. Ничто не напоминало бы о Марии, если бы не хрупкий черноволосый мальчик, сидевший перед телевизором и пустым взглядом следивший за перипетиями старого фильма о полицейских. В профиль были видны длинные ресницы и изящные черты лица.
– Карло! – позвал Пэйджит.
Мальчик не оглянулся. Тогда отец сел рядом с ним на корточки.
– Я – Кристофер. Приехал повидаться с тобой.
Карло нерешительно обернулся к нему; как и прежде, ясные голубые глаза его поразили Пэйджита. Но ни узнавания, ни интереса не было в них: два года слишком большой срок – мальчик не помнил его.
– Не хочешь пойти на улицу и поиграть?
Не получив ответа, Пэйджит коснулся плеча Карло:
– Пойдем в парк!
Мальчик поспешно замотал головой:
– Я хочу смотреть это.
– У вас здесь играют в бейсбол или во что-нибудь такое? – обратился Пэйджит к Джону Карелли.
Тот нахмурился:
– Он любит смотреть телевизор.
Пэйджит взглянул на мальчика, опять уставившегося на телеэкран, потом снова на отца Марии.
– Я остаюсь здесь. Не буду отрывать вас от дел. Джон Карелли постоял молча, потом вышел. Фильм был о калифорнийском дорожном патруле.
– А кто хорошие парни? – спросил Пэйджит.
Карло показал на экран:
– Он. И он.
– А как их зовут?
– Джон и Понч. Их каждый день показывают.
– И ты каждый день их смотришь?
– Да. – Взгляд его при этом не отрывался от экрана.
– А почему?
– Потому что Джон – мой лучший друг. – Он помедлил. – Иногда и Понч тоже.
– А ты когда-нибудь играешь с другими друзьями, на улице?
Мальчик медленно покачал головой.
– А почему?
Карло отвел глаза от экрана и взглянул с едва заметным испугом:
– Тогда пропущу Джона и Понча.