– Знаете, иногда не могу понять, когда вы говорите серьезно, а когда шутите.
– Я это нарочно делаю, – снова улыбнулся он. – Некоторые вещи, к которым я отношусь серьезно, смущают меня.
В этой легковесной реплике, подумалось ей, есть доля правды.
– Но во всем, что касается Карло, вы серьезны.
Пэйджит кивнул.
– Абсолютно серьезен. – Помедлив, добавил беззаботно: – Бедный ребенок.
На последние, сказанные с бравадой слова ответ последовал не сразу. Почему в беседе с ним, удивилась Терри, часто появляется ощущение, будто у них две возможности общения: одна обычная, другая – где-то на уровне подсознания, как у очень близких людей.
– Каково это – воспитывать его одному? – внезапно спросила она.
Глаза Пэйджита сузились; непонятно, размышлял он над самим вопросом или над тем, почему она его задала.
– В каком-то смысле, – наконец ответил он, – это равноценно вопросу: каково быть мной – другого я просто не знаю, поэтому судить не могу. Думаю, занимаясь воспитанием, я острее осознаю все свои недостатки; это порождает во мне беспокойство, которого не было бы, будь я женат, что в конечном итоге отражается на Карло. – Последовала небольшая пауза. – Хотя по собственному детству знаю: мерзкий брак мерзок и для ребенка, а из-за неуловимости и коварности своего воздействия на его душу гораздо более мерзок, чем юношеские обиды Карло на меня.
– И поэтому вы не женились?
Он посмотрел удивленно, потом улыбнулся:
– Я был женат. Но не на Марии Карелли.
– На ком?
Подошла официантка. Пэйджит повернулся к ней, как бы ища у нее спасения.
– Будете пить вино? – спросила та. Пэйджит посмотрел на Терри.
– Буду пить, – сказал он, – если вы непременно хотите поговорить со мной о моей личной жизни.
Терри помолчала; судя по этой реплике, он воспринимал ее не только как товарища по профессии.
– Непременно хочу, – заявила она.
– Вы чему-нибудь отдаете предпочтение – я имею в виду белому или красному?
– Нет. Ричи и я пьем из кувшинов, не из бутылок, – какой открыт, из того и пьем.
– Тогда "Мёрсол", пожалуйста, – обратился Пэйджит к официантке.
– Помнится, – вернулась к начатому разговору Терри, когда официантка отошла, – я спрашивала, на ком вы были женаты.
– Ах да. Ее звали Андреа Ло Бьанко.
Терри склонила голову набок:
– Знакомая, кажется, фамилия.
– Она была прима-балериной в балете Сан-Франциско. – Пэйджит чуть усмехнулся. – Потом мы развелись, и она поступила в балетную труппу в Париже, как ни странно.
– Странно, что поступила?
– Нет, это как раз хорошо. Странно, что мы развелись.
Терри сделала паузу:
– Это было до приезда Карло?
– Спустя год или около того. Эти два события нельзя назвать несвязанными.
В последнем замечании, хотя и высказанном довольно спокойно, звучало сожаление.
– Она не любила его?
Пэйджит безучастным взглядом окинул столики вокруг.
– Это не так уж и зависело от чьих-либо симпатий, все было гораздо сложней. Андреа никогда не хотела иметь детей – из-за своей профессии, из-за своего темперамента; я не придавал этому особого значения. И никогда не подозревал, что во мне так сильно отцовское чувство. Балет требовал от нее полной отдачи, и, придя домой, Андреа, естественно, считала, что вправе рассчитывать на мое внимание. – Он помедлил. – Конечно, она знала о Карло, но, когда он появился у нас, наша жизнь в корне изменилась. Справедливости ради надо сказать, что тогда с Карло было много хлопот, хотя вряд ли в этом стоит винить его. Что касается меня, я полагал, что у меня нет выбора.
В последних словах, подумала Терри, скрыта загадка, как и в его отношении к Марии Карелли.
– А почему было много хлопот?
Пэйджит смотрел в сторону.
– Были проблемы, связанные с его эмоциональностью, – наконец вымолвил он. – Сейчас, наверное, это назвали бы комплексом недостатка самоуважения.
Невысказанная боль сквозила в этом замечании. Пока официантка наполняла вином их бокалы, Терри решила не задавать вопросов, готовых сорваться с языка: "В чем суть проблем?" и "Как получилось, что Карло стал жить с вами?". Она почему-то была уверена, что второй вопрос вернул бы ее собеседнику душевное равновесие. Пэйджит поднял бокал:
– За блестящую карьеру юриста, который уже сейчас лучше многих.
Терри была польщена и смущена одновременно.
– Вряд ли. Тем не менее благодарю.
Он весело посмотрел на нее:
– Когда-нибудь, Терри, вы привыкнете к комплиментам. Для этого, наверное, вашему приятелю Джонни и мне придется по очереди говорить и говорить их вам. Мы свободнее говорим комплименты, чем вы их выслушиваете.
– Я никогда к ним не привыкну. Когда люди обо мне отзываются слишком хорошо, у меня такое ощущение, будто я их обманываю.
Пэйджит понимающе улыбнулся:
– Синдром самозванца. Прекрасно понимаю. За личиной всякого самоуверенного профессионала прячется перепуганный неврастеник, который буквально умоляет судьбу, чтобы та дала ему шанс доказать профессиональную состоятельность, прежде чем кто-нибудь обнаружит обман. Это разновидность комплекса вины, она нами всеми правит.
– И вами?
– И мной тоже. Даже если бы я казался кому-то потрясающе талантливым специалистом.