Степень вины

Карло помедлил; она казалась достаточно спокойной – наверное, с ней можно было разговаривать на эту тему.

– К тебе больше не подходят, чтобы выразить симпатию?

– Некоторые подходят. На Эй-би-си поступает много телеграмм, в которых люди пишут о своей поддержке, многие женские организации хотели бы, чтобы я выступила, правда, их больше интересует проблема в целом, а не я лично. – Она помолчала. – Может быть, это и поможет мне.

Карло увидел, что отец снова погружен в свои собственные мысли. Ему захотелось коснуться Марии рукой.

– Как ты себя чувствуешь? Мне действительно очень хотелось увидеть тебя.

Ее улыбка была искренней, в ней сквозила признательность.

– Теперь нормально. Большую часть времени я провожу, размышляя над этим. – Ее голос стал спокойнее. – Странное ощущение, Карло. Так старалась держать ситуацию под контролем, и все же это произошло. И все кажется, что это было не со мной. Но это случилось, и с этим мне жить до конца моих дней.

Неожиданно Карло почувствовал одиночество женщины, говорившей теперь только с ним.

– Я помогу тебе, – сказал он. – Сделаю все, что смогу.

Краем глаза Карло видел отца, устремившего взгляд на свечу, взгляд рассеянный и непостижимый. А мать смотрела ему в глаза внимательно и пристально.

– Лучшее, что ты можешь сделать для меня, – проговорила она, – продолжать жить своей жизнью. Я всегда так жила, и мне будет легче от сознания, что и ты такой же. – Она коснулась его запястья. – Твой отец и я – мы оба очень способные люди.

Ее пальцы были легкие и теплые. Как это хорошо, подумал Карло, когда мать прикасается к тебе.

– О'кей, – отозвался он наконец. – Я ему теперь об этом все уши прожужжу.

Ее нежная ладонь крепко охватила его запястье – пожатие говорило красноречивее всяких слов.

– Вот это было бы славно, – мягко вымолвила она.

Так странно видеть их вместе, думал Пэйджит. Так же странно, как в тот момент, когда увидел их впервые: женщину, с которой был знаком, но которую не знал, и ее двухдневного сына.

Мария лежала на больничной койке, бледная и обессиленная. Новорожденный младенец, со спутанными черными волосами и старческим личиком, черты которого нельзя было разглядеть из-за морщин, беззвучно зевал. На его запястье болталась лента с надписью: "Карелли".

– Он никогда не кричит? – спросил Пэйджит.

– Подолгу не кричит. Он не из нытиков.

– Это даже неплохо. – Пэйджит помедлил. – Дала ему имя?

Мария кивнула:

– Карло. По крайней мере, так записано в метрике.

– Карло Карелли? – Он посмотрел на младенца. – Что-то специфически национальное, тебе не кажется?

– Так звали моего деда, – ровным голосом ответила она. – Человека, которого я всегда вспоминаю с любовью.

Пэйджит бросил взгляд на нее.

– Чья фамилия записана в метрике?

Она ответила холодным и спокойным взглядом:

– Твоя.

Он отвернулся к окну. Комната была холодной и убогой; в ней жил дух тюремной камеры.

– Наверное, – наконец сказал он, – я должен быть благодарен хотя бы уже за то, что ты не назвала его Фрэнком. В честь своего бывшего мужа.

Мария не улыбнулась.

– Это исключено, – произнесла она. – Совершенно. Как и то, что у меня снова появится муж.

Пэйджит поймал себя на том, что смотрит, как младенец, вытягивая ручонки, непроизвольным движением сжимает их в кулачки.

Странно, подумал он, копошатся бесцельно, а все равно интересно смотреть.

– На кого ты его оставишь? – спросил он.

– На родителей. По крайней мере, пока.

– На родителей? – Пэйджит удивленно покачал головой. – Ты же их терпеть не можешь, и, как ты мне однажды объясняла, у тебя есть на то основания.

– Только на время. – В ее голосе зазвучала горечь. – Они могут ко мне очень плохо относиться, но я все же их дочь.

– Едва ли это лучший выход.

– Они люди незанятые. А он – мой сын.

Пэйджит мягким голосом поправил:

– И мой. Я это уже уразумел.

Мария пристально посмотрела на него:

– Если бы ты был против, Крис, Карло бы не родился.

Пэйджит молчал, глядя на младенца, лежавшего у плеча Марии. Наконец спросил:

– Что ты намерена делать?

– Еще не знаю. Но юристом больше работать не буду.

Пэйджит сунул руки в карманы.

– Я хотел бы помочь тебе.

Она окинула его долгим оценивающим взглядом.

– Я благодарна тебе за все, что ты сделал. В самом деле. Но больше я в тебе не нуждаюсь. – Она опустила глаза, как бы внимательно рассматривая головку ребенка. – Время от времени ты мог бы звонить нам.

– Мне, Мария, хотелось бы встречаться с ним.

– Часто?

Он помедлил в нерешительности.

– Я живу теперь в Калифорнии. По возможности.

Она еще мгновение изучала его лицо, потом кивнула:

– Хорошо.

Пэйджит не знал, что сказать еще. Он молча посмотрел на новорожденного, потом снова на Марию.

Она медленно протянула ему Карло.

Пэйджит взял сына. Волосы, обрамлявшие его личико, были мягкими; кожа пахла теплом и свежестью. Для Пэйджита ощущение было новым и неожиданным.

– Пора уходить, – вмешался отрывистый голос. Рыжеволосая сестра стояла за его спиной. Она взяла Карло из его рук. Спросила:

– Вы папа?

– Да, – ответил он. – Я – папа.

Одиноко шагая к машине, Пэйджит почувствовал навернувшиеся на глаза слезы. По кому плачет, он не знал.