– Меня трясло, как в лихорадке. – Впервые голос свидетельницы дрогнул. – Было, как я вам рассказывала, – огонь камина, затемненная комната, голова лося на стене. Когда он назвал имя Лауры Чейз, у меня появилось ощущение, что я – жертвенное существо древнего ритуала, а он – безумец.
В зале снова была тишина.
– Что вы делали?
– Я вырывалась.
– А потом?
– У него были такие злые глаза, – тихо сказала Марси. – И в то же время он улыбался, как будто я делала ему приятное. Потом он поднял руку, очень медленно, и ударил меня по лицу. – Ее уже трясло. – Моя голова дернулась. Я упала на диван. В глазах вспыхнуло желтое пламя. Во рту появилась кровь.
Терри медленно повернулась вначале к Шарп, потом к Кэролайн Мастерс. У Шарп был задумчивый, непроницаемый вид, во взгляде Мастерс смешались сострадание и серьезное размышление.
– Что было потом?
– Он встал надо мной на колени, ждал, пока я не открыла глаза. Разорвал на мне блузку. – Голос звучал так, будто говорившая не верила самой себе. – Сказал, чтобы я смотрела на него. "Хочешь, чтобы я снова тебя ударил?" – спросил он. Я не могла ни двигаться, ни говорить. Только покачала головой. – Голос ее дрожал. – Он приказал, чтобы я обнажила грудь. И велел, чтобы я при этом не закрывала глаза.
– Вы сделали это? Она молча кивнула.
– Извините, – мягко произнесла Терри. – Нам нужно, чтобы вы ответили вслух для записи.
– Я обнажила грудь, – бесцветным голосом подтвердила Марси. – И не закрывала глаза.
Терри было до боли жаль несчастную. Она вспомнила: та рассказывала, как пыталась улыбнуться Ренсому, надеясь, что он остановится на этом, но губы разбитого рта не слушались.
– Что он делал потом?
– Он заставил меня расстегнуть молнию на джинсах. Потом снял их. – Марси снова закрыла глаза. – Когда он стаскивал с меня трусики, сказал, чтобы я держала его за член. Чтобы он оставался твердым.
Терри почувствовала, что силы покинули ее. Впервые в этот день она взглянула на Кристофера Пэйджита. Он какое-то мгновение смотрел на нее, потом медленно кивнул.
Она опять повернулась к свидетельнице:
– Что было потом?
– Он причинил мне боль. – Открыв глаза, женщина, казалось, испытывала смущение. – То, как он это делал, причиняло мне боль. Несколько дней у меня все болело внутри.
– Вы имеете в виду физическую боль?
– Да. – Марси Линтон помолчала. – Боль душевная никогда не стихала.
– Марси, когда он насиловал вас, что вы делали?
– Лежала, смотрела на голову лося. Боялась, что, если закрою глаза, он снова ударит меня.
В зале послышался тихий сочувственный шепот. Что-то писала в своем блокноте Шарп; Терри подумала, что эти заметки теперь совершенно бесполезны. В пойманном мимолетном взгляде Марии Карелли она уловила едва различимую улыбку – возможно, это ей лишь показалось. Если выкарабкаешься, холодно подумала Терри, будешь по гроб жизни обязана Марси Линтон. И мне. И снова обратилась к писательнице:
– Когда это кончилось, что делал Марк Ренсом?
Та смотрела в пол.
– Сказал, чтобы я готовила ему. Без одежды.
– И вы это делали?
– Я боялась его. – Голос Линтон стал монотонным. – А он хотел смотреть на меня.
Последняя фраза, полная стыда и страха, повисла в воздухе.
– Почему вы все еще боялись его? – спросила Терри.
– Он не просто изнасиловал меня, – после паузы произнесла Марси. – Он сделал меня другой. То, что осталось после него, – это инстинктивный страх: перед жизнью, перед ним. Я знала, что мне никогда уже не остановить его – сколько бы раз он ни захотел проделать это. – Ее голос упал: – Я не верю, что он умер. Я не могу в это поверить. Он слишком долго был во мне.
Терри смотрела на нее. Мягко спросила:
– Почему вы не защитили себя?
Марси беспомощно пожала плечами:
– Я просто не защищалась. Я не могла. Он был слишком силен, и у меня не было способа спастись от него.
– И вам хотелось бы, чтобы этот способ был у вас тогда?
– О, конечно. – Голос ее окреп. – Сейчас даже больше, чем тогда, когда это произошло. Потому что теперь я знаю, какие рубцы остаются после этого.
Она снова помолчала.
– Это ужасно – желать кому-то зла. Но если есть в этой жизни справедливость, после того, как Марк Ренсом решил причинить мне зло, он потерял право ждать от жизни добра.
– После этого, – спросила Терри, – вы предприняли что-либо, чтобы суметь защитить себя?
Подняв голову, Линтон сказала спокойно:
– Да. Я купила себе пистолет.
В зале стояла тишина. Терри выждала некоторое время, чтобы задать свой последний вопрос:
– Почему вы решили дать показания?
Линтон помедлила. Но ответила голосом ясным и твердым:
– Потому что единственный способ защититься от Марка Ренсома – рассказать всему миру: кем и чем он был. Потому что женщины должны это делать ради других женщин. – Она повернулась к Марии: – И потому что я сама должна была сделать то, что сделала Мария Карелли.
Марни Шарп с видимой осторожностью приступала к допросу Марси Линтон. Тень сомнения ясно обозначилась на ее лице.
– Добрый день, мисс Линтон.
– Добрый день.