Степан Разин. Книга вторая

«А черт тебя нес не ко времени, крашена борода! — про себя проворчал воевода. — Пустил бы назад, да опять нелады: наплетет про казацкий мятеж у себя в кизилбашцах такое, чего и не вздумать! Пусть лучше сидит да глядит своими глазами, чем лживые вести трепать за моря!»

И боярин ответил, что шахов посол ему друг, а друга нельзя посылать на опасность. Придется еще пожить у них в городе. Как только Волга очистится от разбойников, так воевода отпустит с послом провожатых к Москве.

— Есть слух, что разбойники царских солдат на Волге побили, — сказал посол.

Воевода на миг смутился, не ждал, что так быстро все тайное узнается…

— Слухом земля полнится, да не всякому слуху верь! — сказал он. — Ратные люди гонят воров вверх по Волге, дорогу к Москве очищают.

Посол как будто не слышал сказанного боярином.

— Есть слух от татар, что воры в низовье идут и Астрахань сядет в осаду. Когда бог допустит такое лихо, как думает воевода — стрельцы и солдаты станут ли город и стены беречь от воров? — настойчиво продолжал посол.

Он испытующе поглядел на боярина. Прозоровский понял, что обмануть его не удастся. Он понял, что это торговые персы подослали его. У них в караван-сарае сложено множество разных товаров для торга не только с Москвой, но с Англией, Швецией, с датскими и голландскими немцами.

Воевода прикинул возможный исход беседы и медлил с ответом.

— Может, ты, воевода боярин, советуешь нашим купцам корабли нагрузить да отплыть? — осторожно спросил посол.

— А куды им отплыть?! — возразил Прозоровский. — Боевые струги величества шаха выстоять против русских людей не сумели. Прошлый год Стенька-вор астаринского вашего хана на море побил! — с невольной какой-то гордостью за казаков, которую он хотел скрыть даже и от себя самого, сказал воевода. — А купцы как беречься станут?! Сидите уж тут!.. Сбережем!

— Есть слух, что среди астраханских стрельцов смятение, — сказал посол.

— Кручинятся много ратные люди, отвечал воевода. — Вечор приходили ко мне бить челом, о деньгах просили. Великий наш государь из-за разбойных людей не мог из Москвы сей год прислать Волгою денег. Когда б нам толику деньжишек сыскать, то ратные люди станут сильно стоять от воров. А город наш крепок: и пушек, и ядер, и зелья, и хлеба у нас хватит на год.

— Я думаю, что торговые люди великого шаха ссудят воеводу деньгами для ратных людей, — сказал посол. — Боярин может послать ко мне казначейского дьяка.

Как только посол уехал, обрадованный Прозоровский тотчас послал людей из Приказной палаты, чтобы сказать стрельцам, что нынче им будут платить все жалованье сполна.

Иноземные офицеры Бутлер[13] и Видерос вошли к воеводе.

В сущности, Бутлер был капитаном военного корабля «Орел»[14]. Но по приказу воеводы корабль был оставлен без пушек. Пушки и люди были сняты с него Прозоровским для усиления обороны города.

— Мы с капитаном сейчас объехали стены. Надо чинить крепостной снаряд. Лишние ворота заложить кирпичом. Городу хватит одних ворот для въезда и выезда, — сказал Бутлер.

— Где же взять сил для такой работы? — возразил воевода.

— Стрельцов и солдат поставить, согнать горожан, — сказал Бутлер. — Боярин выдал солдатам денег. Солдаты спокойны.

Прозоровский неуверенно поглядел на него.

— Да, да! — подтвердил Бутлер. — Я знаю солдат. Они совсем успокоились.

— Мыслишь, что так? Ну, божья воля! Сейчас призовем начальных людей.

Воевода позвал к себе полуголов и сотников. Вызвал уличных старост, сотских, десятских. Велел всем городом идти по стенам на городовые работы.

Начальные люди ушли, но Бутлер все еще мялся.

— Что скажешь, Давыд? — спросил его Прозоровский.

— Мои люди ушли из города нынче ночью, — сказал Бутлер.

— Куда? Как ушли? — не понял его воевода.

— Покинули город совсем… Я не знаю… Они…

Прозоровский почувствовал, как бросилась к вискам кровь, но сдержался и сохранил молчание, чтобы не показать, что взволнован.

— Воевода и князь! Я клянусь, что они не ушли к казакам. Они просто сбежали, как трусы…

— Да-да… просто трусы… — сказал Прозоровский.

Он верил в своих иноземцев. Под внешней личиной вежливости, под болтовней о рыцарстве он не сумел разглядеть в них простых наемников, которые бросят его при первой грозе.

— Клянусь, что они не ушли к казакам, — повторил Бутлер.

— Зачем же им к казакам! — согласился с ним воевода. — Ну что ж, мы без них… Немцы — немцы и есть!.. Цепные собаки… А цепь — серебро. Что им царская служба? Наемная рать!.. Не все ли равно им, кому служить, кому изменить, — про себя бормотал воевода. Он словно случайно взглянул на Бутлера и только теперь заметил его. — А ты почему не ушел? — спросил он.

— Князь! Во мне благородное сердце! Я рыцарь! — воскликнул Бутлер.

— И тебя обманули?! Сбежали и бросили! Так? — спросил Прозоровский.

— Князь, я сам…

— Буде врать! — прервал Прозоровский. — Ну что же, теперь уж тебе одному не бежать — пропадешь… Нынче ночью стрельцы убили двоих полковников. Ты теперь будешь полковник. Иди, — отпустил Прозоровский. — Минует мятеж — и напишу о тебе государю, что ты не ушел, не покинул меня в беде…