Костомаров: «Села покорялись одни за другими. Жители приносили повинную и обыкновенно уверяли, что они воровали поневоле, хотя часто неправдоподобие такой отговорки было очень явно. Они выдавали зачинщиков, которых воеводы тотчас допрашивали, потом вешали, иным рубили руки и ноги и пускали на страх прочим; менее виновных, которых было бесчисленное множество, пороли кнутом; наконец, вообще всех приводили к присяге, а язычников и мохаммедан к шерти; воровские письма, волновавшие умы, собирали и отправляли в Москву в Казанский дворец. Тогда, как показывают некоторые акты, начальники насильно обращали мятежников себе в холопы, по общему понятию, что военнопленный делался холопом того, кто его взял на войне. Но правительство запрещало это под крепким страхом и приказывало в разных городах воеводам, а на дорогах — заставным головам останавливать всех, кто будет ехать с пленниками, и возвращать последних на места жительства на счёт тех, которые их везли с собою». Костомаров не приукрашивает, это подтверждено массой документов: правительство этой новой работорговли не поощряло.
Наступал год 1671-й. Всё кончено? Да вроде бы нет: в Астрахани и Царицыне прочно держится казачья власть, в Саратове — более или менее — тоже; Самара — а что Самара? К симбирскому воеводе М. Плещееву приезжали самарцы и поведали (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 412. Январь 1671 года), что «на Самаре яицких казаков 90 человек да донских 10 человек да новоприборных казаков с 300 человек. Атаманом у них донской казак Леско. И всякое бунтовство от них, воров, да от самаренина И гошки Говорухина. Да тот же вор Игошка собрал воров самарцев с 150 человек и хотел идти под Белой Яр...». Был там ещё яицкий атаман Ромашка Тимофеев — весёлая компания. Ничего не известно, к сожалению, о том (как и обо всех завоёванных разинцами городах), как они там управляли, что за жизнь была, почему, к примеру, атаманом вдруг стал Черкашенин, хотя до этого были избраны самарцы Говорухин и Нелосный. Но как-то жили и Москвы пока не боялись.
Ус из Астрахани послал делегацию в Тёрки и к гребенским казакам, призывая их присоединиться к восстанию. Из допроса в полковом стане Долгорукова лысковского подьячего Ивана Петрова (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 161. После 24 октября): «И после де вора Стеньки Разина ходили из Астарахани охотники на Терек, и терченя де великому государю изменили и город ворам здали, а воевод держат на Терке за караулом, и при нём были живы». Это подтверждается челобитной терского воеводы П. Прозоровского от октября 1672 года (Крестьянская война. Т. 3. Док. 230): «...Федька Иванов [Шелудяк] да Васька Ус прислали из Астарахани на Терек воровского ж казака Ваську Кабана с астараханскими воровскими козаки, а велели меня, холопа твоего, убить до смерти, повесить». Не повесили, зато ограбили и отвезли награбленное в Астрахань. Никифор Черток в Тамбовском уезде по-прежнему непобедим и неуловим; с ним атаманы Еремей Иванов и Холка Кривой. И козловский воевода Хрущев пишет в Разрядный приказ (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 417. 24 января 1671 года): «Ждут они де к себе вора Стеньки Разина, а с ним де, Стенькою, будет к ним колмыков тысяч з 20».
КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ
«Европейский дневник, продолжение двадцать второе»:
«Январь, 1671 г. Что касается положения в Москве, то оно чрезвычайно плохое, так как мятежник Разин разбил воеводу Долгорукова, генерал-лейтенанта Ромодановского, генерала Нащокина и почти всех знатных московских господ, отправившихся в поход, и обратил в бегство всю их армию. Его войско состоит из самогитских, ногайских и калмыцких татар, а также из казаков, выведенных из-за Донца. Офицерами у них служат большей частью немцы и шведы».
«Февраль, 1671 г. Что касается Степана Разина, то он всё ещё доставляет московиту так много хлопот, что тот вынужден был совсем уйти из Лифляндии (территория современных Латвии и Эстонии, в тот период принадлежащая Швеции. —