— А ну-ка принимайся за дело, у нас здесь без толку не торчат, а то, чего доброго, еще подумают, влюбился в меня, поэтому и повадился.
Степан, несколько задетый таким бесцеремонным обращением, вопросительно взглянул на нее, приготовившись ответить столь же бесцеремонно. Но, встретив взгляд ее перламутровых глаз, в которых то и дело вспыхивали искорки веселого задора, светилась приветливая доброта, сразу остыл.
— Вы бы мне разрешили ведерко глины взять с собой, — несмело попросил он.
— А отчего вам не заниматься здесь? — сказала она уже вежливо.
— Я из фигурного класса, руководитель отлучиться не разрешит, а мне бы хотелось немного полепить дома, на квартире.
В знак согласия она тряхнула светлыми волосами.
— Приготовлю. Будете уходить — зайдете, заберете. Ладно?..
«Уж не сама ли влюбилась в меня?» — подумал Степан, довольный, что так быстро нашел с ней общий язык.
Пустое ведро он вернул на следующий день, утром. Было еще слишком рано, и в мастерской Ядвига находилась одна.
— Послушайте, вы не могли бы нам помочь найти натурщицу? — спросила она, принимая ведро. — Желательно молодую, хорошо сложенную.
Степана неприятно кольнула эта просьба. Ему показалось, она спросила об этом лишь потому, что имела в виду злополучную историю с полицией. Но ее глаза снова разуверили его. Мягкий блеск жемчужных зрачков действовал на него так умиротворяюще, что сразу же подавил готовую подняться к нему волну гнева.
— Есть у меня одна особа на примете, поговорю с ней, — сказал он. — Если согласится, пришлю.
— Ой как я вам буду благодарна! Вы знаете, натурщица нужна Сергею Михайловичу. Вы ее пришлите прямо к нему, в мастерскую.
Степан, конечно, имел в виду все ту же Марусю. Хоть и зол был на нее, но что делать. Это занятие ей в самый раз.
В тот же вечер он сказал Аксинье, чтобы она передала подруге насчет места натурщицы. Аксинья не поняла толком, что это за работа, сама объяснить Марусе не смогла и привела ее к Степану.
— Пришла каяться, простите ее, Степан, как простили меня, грешную, — сказала она, выставляя подругу вперед.
Степан вот уже второй вечер лепил женскую голову. Конкретной натуры у него не имелось, он лепил вообще, что подскажет память и возьмет рука.
— Ладно, чего уж там, — бросил он, не поворачиваясь и не отрываясь от дела. — На то вы и женщины, чтобы грешить. Иначе вам отмаливать нечего будет.
Он объяснил Марусе, в чем будут заключаться ее обязанности. Та мигом сообразила.
— А, понимаю, надо будет раздеваться, как у тебя! Что же, я согласна. Пусть приходит художник, посмотрю на него, каков он из себя, стоит ли еще показываться ему в чем мать родила.
— Нет уж, милая, придется самой потопать на Мясницкую, чтобы взглянули на тебя, — сказал Степан.
— Ну и наплевать. Недоставало еще самой бегать. Хлеб за брюхом не ходит, — заключила Маруся с тупым упрямством.
Степан не стал больше ее уговаривать, решил все это предоставить самой Ядвиге. И в одно из воскресений она явилась на Остоженку. Он все еще трудился над женской головкой. Узнав от Аксиньи, что к нему пришла какая-то молоденькая дамочка, он тут же догадался, кто это, и поспешил накрыть свою неоконченную работу влажным полотенцем.
Ядвигу он еле узнал. На работе она всегда была в сером скромном платье и длинном кожаном фартуке: А тут она явилась в голубом элегантном пальто и в модной шляпке с темной вуалью.
— Прямо как на свидание пришла, правда? — проговорила она с улыбкой, откидывая вуаль на шляпку.
Степан растерялся оттого, что она была совсем другая, не похожая на ту Ядвигу из скульптурной мастерской. И движения у нее сейчас плавные, неторопливые. Даже глаза кажутся темнее. Может быть, они действительно темнее, и весь этот перламутр придумал он сам?
— Простите, у меня здесь такой беспорядок, я боюсь даже предложить вам стул, как бы вы не испачкали пальто, — пролепетал он еле слышно.
— Давайте с вашего разрешения вытрем стул этой тряпкой, и я не испачкаюсь. — Она осторожно сняла со скульптуры влажное полотенце и восторженно воскликнула:— О! Да это же замечательно! Вы слышите?
Степан, конечно, понял, что скульптуру она раскрыла вовсе не из-за надобности в тряпке, а просто хотела посмотреть его работу. Так оно на самом деле и было. Ядвига продолжала ходить вокруг стола, на котором стояла головка, и не переставала восхищаться.
— Знаете что, эту прелестную головку надо непременно отлить в гипсе. Когда закончите, принесите к нам в мастерскую, я вам помогу изготовить форму. Ладно?
Ее похвала пришлась Степану по душе. Может быть, в его первой работе и не все было так хорошо, как говорила она, но нельзя было не поверить ее искреннему восхищению.
— Вам нечего делать в фигурном классе, переходите к нам, в скульптурный, — посоветовала ему Ядвига, отвлекаясь на минуту от головки.
— А так разве можно перескочить?
Она засмеялась, показав маленькие ровненькие зубки.
— Пожалуй, нельзя. Сергей Михайлович не согласится...
Вскоре Ядвига ушла уговаривать Марусю. К ней ее повела Аксинья по просьбе Степана. Уходя, она повернулась к нему и, улыбаясь одними перламутровыми глазами, сказала:
— Хотите, будем друзьями? Ладно?