Степан Эрьзя

Она жила на Садовой-Триумфальной. Степан несколько раз ее провожал, но от приглашения зайти в дом всегда отказывался. Он знал, что они живут всего лишь втроем, с немногочисленной прислугой. Вышедшая замуж сестра заимела свой дом, куда переместились приемы и званые вечера для артистической молодежи.

На улице было неуютно. Газовые фонари горели тусклыми мигающими огнями. Холодный острый ветер, вырываясь из-за домов, обдавал лицо жгучим морозом. На камнях мостовой и тротуаров сухой снег под ногами скрипел со свистом. По Мясницкой проносились редкие извозчики. Ядвига шла, низко опустив голову, и все время старалась спрятать лицо в воротник.

— Давайте, Степан, возьмем извозчика, ладно?.. Пока дойдем до Триумфальной, я обязательно отморожу себе нос, — сказала она, когда вышли на Лубянку, и ветер стал сильнее.

«А я — ноги, если поедем на извозчике», — подумал Степан и сказал:

— Тогда зачем вам провожатый? Садитесь одна и поезжайте.

— Но мне надо поговорить с вами.

— Поговорить мы могли бы и в мастерской.

— Значит, не могли. Давайте все оставим, пока не доберемся к нам.

Степан молчал.

Немного подождав, она опять заговорила:

— Я хочу, чтобы сегодня вы обязательно зашли ко мне. У нас никого нет, отец с матерью вчера уехали в Варшаву хоронить какого-то родственника, так что вам стесняться некого.

Он поколебался немного и согласился. Ему и самому давно хотелось побыть с Ядвигой наедине и поговорить с ней. До сего времени все у них получалось как-то наспех и мимоходом. Бывая у него, она оставалась в комнате не более получаса. В скульптурной мастерской много не наговоришься, там всегда люди.

Они пересекли Лубянскую площадь, немного спустились вниз и на углу Рождественской улицы остановили порожнего извозчика. Степан усадил Ядвигу, концом коврика укрыл ей ноги, обутые в фетровые ботики, затем прыгнул в сани сам и сгреб себе на сапоги побольше соломы. Ехать было не так уж далеко, но в такую стужу легко можно отморозить ноги.

На Садовом кольце среди деревьев и кустарников лежали огромные сугробы снега, смутно белеющие в мареве декабрьского вечера. Извозчик свернул с дороги к указанному дому, и лошадь пошла, увязая в снегу.

— Ни один дьявол здесь не ездит, что ли?! — выругался он и хлестнул ее от злости. Вскоре она совсем увязла и остановилась. — Дальше не поеду, слезайте, — сказал извозчик грубоватым голосом.

— И не надо, дальше пойдем пешком, — ответил Степан, помогая Ядвиге выбраться из санок.

— Я же наберу полные ботинки снега, — запротестовала было она.

Ничего, ступайте в мой след, — успокоил ее Степан.

Снег оказался довольно плотным и твердым, и они

без особого труда добрались до подъезда трехэтажного дома с высокими большими окнами. Ядвига долго дергала шнурок звонка, открывать никто не выходил.

— Лакея и девушку-прислугу отпустили на рождество, в доме осталась одна кухарка. Спит, наверно, и не слышит, — сказала она.

Наконец им открыла сонная женщина с подсвечником в руке. Свеча едва не погасла от порыва ветра с улицы.

— К нам в дом недавно провели электричество, но оно почему-то испортилось, второй вечер не горит, — произнесла Ядвига и обратилась к женщине: — Ты мне больше не нужна, Ефросинья, иди ложись. Гостя я попотчую сама.

Пока она запирала двери, Степан снял в вестибюле свое легкое пальто и, не зная куда его повесить, засунул под лестницу, завернув в него заодно и шапку.

Когда они с Ядвигой поднялись на второй, а затем по другой лестнице на третий этаж, в ее комнате она неожиданно спросила:

— Степан, а где вы разделись?

— Там, внизу.

— Что значит внизу? А пальто куда дели?

— Оставил под лестницей. Не сюда же нести тряпье.

Ядвига всплеснула руками.

— Вы, Степан, ненормальный человек. Ну как можно так? Идите и принесите одежду, повесите ее у меня.

Степан повиновался с неохотой. Пересекая большой зал на втором этаже, он не догадался заслонить ладонью пламя свечи, оно заколыхалось и погасло. Дальше Степан пошел наугад и попал не в те двери, что вели на широкую лестницу. Он очутился в комнате с тремя высокими окнами, задернутыми тюлем. На улице была пасмурная темень, и окна смутно белели, совершенно не освещая комнату. Он сделал попытку вернуться в зал, но в темноте снова перепутал двери: И сколько ни блуждал, все равно оказывался в каких-то комнатах, больших и маленьких, но в зал и на лестницу выйти так и не смог. Потеряв всякую надежду выбраться из лабиринта комнат, он опустился в первое попавшееся кресло и решил ждать, когда Ядвига начнет его искать. И действительно, вскоре где-то в отдалении послышался ее приглушенный голос:

— Степан, где ты?!

— Я заблудился! — что есть мочи закричал он.

Время от времени, приближаясь, она окликала его, а он отвечал и думал: «Черт возьми, как у нас в баевском лесу».