Степан Эрьзя

Работал Степан не торопясь, спокойно, берег силы. Толстой, этот великий старик, бородач, требовал именно спокойствия. Его нельзя слепить за одну ночь, как нетерпеливого и пылкого революционера...

В дверь постучали. Степан быстро сполоснул руки, вытер их на ходу об фартук и вышел в прихожую, где уже стояла мадам Фарман. А он-то ожидал, что придет Марта...

— Пришла проведать, как вы себя чувствуете, — сказала она, проходя мимо него в мастерскую.

— Чувствую себя превосходно, довольно хворать, — проговорил Степан, следуя за ней. — А где же ваша подруга? — спросил он нетерпеливо. — Почему она не пришла?

Мадам жеманно улыбнулась.

— Вы уже не можете без нее обойтись ни одного дня?

— Не могу, — откровенно признался Степан. — Если она ко мне не придет, я уеду отсюда. Оставлю Париж и Францию, уеду к себе на родину, в Россию!

— Это вы скажите ей самой.

— Сказал бы, да не могу!

— Вы хотите, чтобы я сказала?.. Ну, знаете, амурные дела решайте сами. Я не хочу быть сводницей... Марта — простая девушка, из бедной семьи. К тому же, у нее никого нет, она одна.

— А я, черт возьми, граф?!

— Но вы, мосье Степан, известный скульптор. Марта боится вас. Она порядочная девушка и не хочет быть чьей-либо игрушкой.

— Так скажите ей, что я женюсь на ней. Ей-богу, женюсь!

— Ну коли дело дошло до этого, надеюсь, вы вполне поправились, — сказала Фарман все с той же жеманной улыбкой.

После ухода мадам Степан долго размышлял, почему он так привязался к Марте, этой простой девушке, что уже никак не может без нее. Такого с ним еще не бывало, хотя жизнь сталкивала его со многими женщинами.

Мадам Фарман, видимо, все же передала Марте разговор со Степаном, и как-то под вечер она пришла к нему смущенная и взволнованная, принявшись что-то лопотать по-своему. Степану показалось, что она объясняется ему в любви, и он хотел ее поцеловать, но тут же получил оплеуху. Позднее Фарман объяснила ему, что Марта согласна вести его хозяйство, ухаживать за ним, но не больше того. Об этом она и приходила ему сказать...

Через день Марта пришла опять: убрала мастерскую, навела порядок в кухне, затопила плиту. С каждым днем на улице становилось холоднее. В мастерской тоже было холодно, Степан работал в куртке. Заварив чай, Марта принесла ему чашку. Принимая ее, он посмотрел ей в глаза — она их не опустила. «Надо бы извиниться, да как это сделать? — подумал он. — Хорош же я был, когда лез к ней целоваться!..» Словно угадав его мысли, она тряхнула головой и улыбнулась. Значит, мир восстановлен.

Вечером мадам Фарман сказала Степану, чтобы он предоставил в распоряжение Марты определенную сумму денег, она будет покупать продукты и готовить для него.

— А с какой стати она все это будет делать?

— Наверно, вы тоже пришлись ей по сердцу, — улыбнулась мадам. — Соглашайтесь. Здесь не Париж, ресторанов нет, вам так и так не обойтись без прислуги, если не хотите сидеть голодным...

Утром, как только Марта появилась, он подвел ее к тумбочке, где лежали пачки газет и журналов со статьями о его творчестве, отодвинул ящик и показал на деньги. Пусть она берет, сколько надо, и расходует, как хочет...

Вскоре у него на постели появились чистые простыни, на кухонном столе засверкала посуда. Завтраки и обеды всегда подавались во время, к тому же Марта искусно готовила, и Степану, привыкшему мотаться по трактирам и ресторанам, домашняя еда показалась чудом. Главное, никуда не надо идти. Он теперь даже гулять стал меньше, выходил лишь в парк возле домика и с трубкой в зубах прохаживался между голыми деревьями. Снега еще не было, здесь, в районе Парижа, он иногда выпадает лишь к рождеству, а то и позже.

Закончив бюст Льва Николаевича, Степан вернулся к голове Христа, слепив ее из глины. Когда он работал над этими двумя вещами, его осенила идея создать большую скульптурную группу, состоящую из философов всех времен. Центральной фигурой должен стать распятый Христос. Не откладывая воплощение идеи, Степан сразу же принялся искать натурщика для фигуры Христа. Несколько дней приглядывался к случайным прохожим на улицах Соо, заходил в питейные заведения, но ничего подходящего не находил. Ему все время попадались или упитанные французы, или старые бражники с испитыми лицами. Тогда он решил лепить Христа с самого себя по фотографиям.

В один из более или менее ясных дней, какие здесь зимой выпадают не часто, он собрался в Париж за фотоаппаратом и пригласил с собой Марту, намереваясь сделать к рождеству ей какой-нибудь подарок. Правда, о подарке он умолчал, опасаясь, как бы она не отказалась ехать. Об этом он сказал ей лишь в ювелирном магазине, когда подвел к витрине. К его удивлению, Марта не стала ломаться, выбрала скромные серьги и не очень дорогой перстенек с александритом.