Степь. Кровь первая. Арии (СИ)

Маленькие зрители, находившиеся в дурмане от зрелища, взорвались отчаянным девичьим визгом вперемежку с детским рёвом, когда как из-под земли, вернее снега, непонятно откуда, прямо перед ними выскочила целая стая серой мохнатой "нежити" со страшными мордами масок и палками в лапах. Поссыкухи со страху по зарывались в сугробы, молотя снег ручками и ножками и пропахивая в них колею носами. Девки, что постарше от визжав и наоравшись на пацанов - дураков, принялись поссыкух из сугробов вылавливать, отряхивать да успокаивать. А ряженные продолжали носиться вдоль них, кривляясь и пугая малышню, издавая устрашающие, как им казалось, звуки. Но тут на помощь малышне пришёл родовой колдун. Он лихо отлавливал "беснующуюся нежить" по одному, опаивал чем-то из длинного, узкого сосуда и заталкивал под широко расставленными руками бабьего карагода к костру, в руки ожидающих их там большухи. Те поначалу попрыгав для вида, неожиданно останавливались, качаясь как пьяные, а затем, как один попадали на карачки и застыли. Переловив всех ряженных и затолкав внутрь карагода, Данава туда и сам пронырнул следом и здесь началось главное, ради чего всё это затевалось. Ряженные пацаны постепенно, по одному начали оживать. Стоя на четвереньках они сначала зашатались, как пьяные, сталкиваясь друг с дружкой, от чего кто-то резко, пугающе взвизгивал, кто-то рыкал в злобном оскале, как будто каждое такое прикосновение доставляло им боль или по крайней мере чем-то обижало. Постепенно шутовство переросло в естество. Их движения стали резкими, хищными, голоса в раз огрубели и они, забивая бабий хор леденящим души воем и звериным рыком, начали бесноваться по-настоящему. Ещё чуть-чуть и они бы вцепились друг другу в глотки. Дануха, которая казалось уж всего навидавшаяся в своей жизни, и то по началу опешила, но Данава быстро взял ситуацию под контроль, хотя сделал это скорее со страху, который обескуражил его изуродованное татуировками и шрамами лицо. Дануха давно не видела своего братца в таком испуге. Он начал орать на них, переходя почти на визг и лупить взбесившихся своим посохом, вернее черепом, что был на его конце. Получив этим черепом по башке, озверевшие замирали, впадая в некое оцепенение. Лишь после того как огрел каждого, а некоторых и не по разу, с перепугу, вокруг костра восстановился порядок. Только бабий карагод никак не отреагировал, продолжая всё так же мерно шествовать с отречёнными от всего мира лицами и так же распевать свою странную и никому не понятную песню. Брат с сестрой посмотрели друг на друга. Дануха с выражением тупого не понимания происходящего, Данава с выражением обессилившего, как после Кокуя мужика, умоляюще смотрящего на бабу в надежде сбежать от неё проклятущей побыстрее. Кокуем звался пятый день Купальной седмицы, на который производился так называемый "бабий выбор". Если в предыдущую ночь, что звалась Кресом мужик мог и сачкануть, не ходя ни к одной бабе на свиданку, коли не хотел, то в эту он был просто обязан. Развод мужиков по домам производила сама Матерь рода, определяя приоритеты. Для некоторых мужиков, что были уже в годах или слабы на секс, эта ночь становилась приговором, обрывающим его пребывание в роду, поэтому на Кокуй мужики старались как могли.

- Чё это с ими? - тихо спросила большуха.

- Я бы знал, - так же тихо ответил колдун, - только кажется мне ничего хорошего, Данух. Как думаешь, круг удержит если кинутся? Как бы не разбежалась нежить по баймаку.

- Ты меня спрашиваешь? Кто у нас тут колдун?

- А-а, - отмахнулся Данава.

Они стояли и молча смотрели на медленно качающуюся нежить, которая прибывала в некой дрёме. Полагалось по очереди поговорить с каждой. Сначала узнать кто вселился в данную живую куклу. Потом, в зависимости от содержимого, как следует по расспрашивать нежить в той области, в которой они всё знают. Например, если в кукле волколак, то можно спрашивать всё о волках, притом, он ответит на любой вопрос и не ответить, как бы не захотел, не сможет. Если это маньяк полевой, то его можно спрашивать о погоде на лето и об урожаях на что угодно и так далее.

- С кого начнём? - поинтересовался колдун.

- Да мне поперёк, братец, - всё так же встревожено ответила большуха, - давай чё ли с этого.

Она указала на ближнего к себе. Колдун, набрав в рот пойла из своего узкого сосуда, пополоскал его и выплюнул. Затем встал перед указанным на колени и с шумом дыхнул ему в маску, тут же отскочил назад, взяв посох на изготовку. Нежить дёрнулась. Медленно поднялась на ноги. Осмотрелась. Не успела Дануха задать вопрос "Кто ты?", как та оскалилась на бабий круг и резко рванула от большухи, но налетев на стоящих и мерно покачивающихся своих собратьев, рухнула на снег. Завизжала, барахтаясь и протискиваясь через стоящих на четвереньках, рванула дальше. Лишь выползя из стада себе подобных ряженных и упёршись в бабий круг, остановилась, продолжая оставаться на четвереньках, жадно разглядывая меж мелькающими телами баб малышню на сугробах и низким, каким-то внутренним голосом буквально возликовало: