Степь

В детстве отец и его друзья звали меня мамзель. Мамзель – это сокращенное на произношении и искаженное блатной манерой французское слово «мадемуазель». Отчего-то воры всегда любили Францию. Наверное, оттого, что она была символом изысканности и высокого стиля. А воры во всем хотели походить на аристократию. И одновременно презирали ее.

Он называл мать Мадам, как в песне Михаила Круга, в которой есть вот такие строчки:

Мадам, без вас убого убранство,
Мадам, вам мало в Париже пространства,

Когда начинала играть эта песня, он с особым блеском в глазах смотрел на мать, и она отвечала на его взгляд с размеренным высокомерием. Но так, чтобы тот, кто их отправляет, понимал, что знак принят. За это отец и называл ее Мадам. Ее царственное высокомерие и любовь к роскоши ценились в отцовских кругах. Мать не была красючкой, блядью или шкурой; мать была женой моего отца.

В песнях Ивана Кучина женщина, жена или верная любовница, наделяется благородными качествами. Она плачет, но ждет своего друга из тюрьмы, не изменяет и не предает. Ценой за эту верность в песнях Кучина выступает любовь и снисходительная нежность лирического героя. Взрослые Мадам и Верная подруга когда-то были прилежными девушками. Девочка-пай, рядом жиган и хулиган. В пай-девочке изначально заложено благородство и честность, которые по мере их взросления начинают еще больше цениться и выделять их на фоне шкур центровых. Но ты же знаешь, как тонка граница между моральной чистотой и моральным падением?

Мать была редкой красоты, и все это понимали. Она носила маленькие черные платья с высокими сапогами, короткую юбку-трапецию с накладными, отороченными атласной лентой карманами и полупрозрачный черный гипюровый топ. На шее ее блестящими нитками путались золотые цепочки с рубиновыми кулонами. Она красила губы коричневой и бордовой помадой. На видеомагнитофоне стояла стопка кассет с гимнастическими упражнениями Синди Кроуфорд. Мать хотела быть похожей на нее. В школе мать дразнили «самоваром», и она ненавидела свою широкую кость и ногу сорок первого размера.

К своим восемнадцати мать измаялась от жизни в родительском доме – вечно пьяный дед Рафик из-за черной несправедливой ревности избивал бабку. Мать это видела и к своим четырнадцати годам начала давать деду отпор. Она чувствовала, что советский мир вот-вот развалится. Он и готовился вот-вот развалиться, только, умирая, он продолжал лезть ей под юбку и глубже – под кожу.

Ты ведь знаешь, что по всему миру известен образ советских туристов, сидящих в шапках-петушках с гитарами у ночного костра. Мать с двенадцати лет ходила в горы, где и встретила отца. Он вернулся из армии и устроился в таксопарк, а по выходным ездил с парнями на тренировочную базу скалолазов пить водку у костра.

Я не думаю, что мать любила походы. Конечно, oна любила посидеть и выпить на природе, но просыпаться рано утром в промерзшей палатке и идти куда-то через снег и камни, не имея возможности сходить в туалет в тепле, она ненавидела. Она жаловалась, что из-за походных условий ей все время приходилось терпеть и не ходить в туалет, это привело к загибу шейки матки. Не знаю, можно ли загнуть шейку матки полным мочевым пузырем. Туризм для нее был скорее способом сбежать из дома, чем серьезным увлечением.

Отец помог ей сбежать из дома законно. Здесь я тебя ничем не удивлю. Сколько женщин видят замужество как способ покинуть родительский дом? Вот и я не знаю сколько. Mного.

Она все детство носила обноски, и ей хотелось красивую одежду, драгоценности и почтение. Отец называл ее Мадам, и ей это льстило. Государство, которое она ненавидела, развалилось. Остался завод, с которого она приносила стабильные деньги, a в день, когда деньги на заводе закончились, она принесла акции. Теперь она была законной владелицей крохотной доли своего завода. Впрочем, aкции тут же были проданы по дешевке. Матери хотелось быть свободной, ей хотелось свой, а не общий кухонный гарнитур, золотые цепочки и красивое черное платье. Мир отца мог ей это дать, и она повернулась к нему своим большим красивым лицом.