Четыре ордынца в полном вооружении подъехали со стороны степи к странному поселению, расположенному на краю дремучего леса, значившемуся в плане их путешествия неким «рубежом». Эдакий пограничный кордон между миром степей и непонятно чем запрятанным в нехоженых лесах, густых и заросших сплошь мелким кустарником. Воины, выросшие в горах, лес не любили в принципе, а здешний особенно. По ним не только верхом не проехать, но и пешим не пролезть ни ободравшись снизу доверху.
Первая странность «рубежа» для ордынцев, увиденная ещё издали, заключалась в том, что им впервые пришлось наблюдать поселение в этих обезлюдивших краях, имеющее явно защитное укрепление в виде ни то высокого забора, ни то целой крепостной стены. Скорее что-то среднее.
Тёсанные стволы вековых деревьев, заточенные кверху, плотно вкопанные друг к другу, огораживали по всему периметру целый комплекс замысловатых строений, собранных в линию и встроенных одно в другое. Возвышалась эта преграда выше конного человека, хотя если встать на седло, то вполне получалось заглянуть внутрь двора. Они так и сделали ввиду того, что другого способа попасть внутрь с первого взгляда не обнаружили. Никаких проходов, ворот и лазов с перелазами по всей длине частокола не нашли.
Заглянув поверх высокого забора, все четверо пришли в восторг от красоты невиданной архитектуры непонятного умысла, встроенных друг в друга хитрым образом домов, домишек с пристройками и ни пойми на чём держащимися надстройками. Всё броско, вычурно, с затейливыми узорами, с кучей мелких деталей и деталюшек, ни то приделанных в качестве украшения, ни то имеющих какие-то скрытые предназначения.
Уйбар аж присвистнул от восхищения. Подобных ухищрений рук человеческих никому из них видеть ранее не приходилось. Двор перед комплексом предстал путешественникам идеально чистым и буквально вылизанным. Ни живой души, ни сторожевых собак, ни скотины какой с птицей. Аккуратная дорожка шириной для прохода двух человек вдоль всего строения, изготовленная из низких пеньков деревьев одинакового диаметра, тщательно подогнанных друг к другу, а с обеих сторон от неё идеально подрезанная трава приковывала к себе взгляд абсолютным перфекционизмом.
Асаргад как старший в четвёрке решил уведомить хозяев о неожиданном нашествии незваных гостей, отчего принялся громко окрикивать, в надежде хоть кого-нибудь узреть из живых. Тут же как из-под земли, из неприметной щели снизу одного из домов выскочили два белобрысых и кудрявых мальца лет семи-восьми, как две капли воды похожие друг на друга. Ни то сказывалась одинаковость одеяния, одного покроя тканые рубахи со штанами и один-в-один грубо обтёсанная копна волос, ни то и правда пацаны по рождению братья.
Насторожено, будто приглядываясь к невидали, с некой детской непосредственность пацаны уставились на запылённых путников, бестолково заглядывающих поверх частокола. Но кроме молчаливого рассматривания, вызванного праздным любопытством, других действий не предпринимали и о гостеприимстве даже не думали.
– Э, пацаны, – наигранно весело и без угроз в голосе обратился к ним Асаргад держащийся за колья, – старший есть тут кто?
– А тебе зачем? – нагло и с неким вызовом поинтересовался один из взъерошенных мальцов, сделав брезгливое выражение на лице, выпятив нижнюю губу и уперев руки в боки, выражая полную пренебрежительность.
Наглость заносчивого молокососа в один момент вывела гостей из состояния восхищения, а Уйбар в ответ рявкнул, не потерпев вызова, стараясь придать голосу наигранного зверства:
– Да я тебе опарыш за невоспитанность уши надеру. Ты как со старшими, сопляк, разговариваешь?
Пацан, не меняя выражения своей наглой физиономии, порыскал взглядом по подрезанной траве будто уронил что-то под ноги и быстро подобрав мелкий камешек, со всего замаха зашвырнул в голову огрызнувшемуся Уйбару. Не попал. Но воин от неожиданности и неадекватности действий мальца автоматически увёртываясь, не удержался стоя на неустойчивом седле, и потеряв равновесие скрылся за заточенным частоколом спрыгнув с коня на землю.
Выругавшись на не понятном для мелких хулиганов языке, он в порыве негодования тут же вновь вскарабкался на седло. Но пацанов и след простыл. А друзья, ехидно смотря на его суматошные и оттого неловкие действия, выражавшиеся в желании побыстрее вскарабкаться на забор, расплывались в оскорбительных для Уйбара ухмылках.
– Отродье дэва, – сплюнул обиженный воин, но услыхав дружный гогот сотоварищей, обмяк улыбаясь с ними за компанию, а что ему ещё оставалось делать в данной ситуации.
Уйбар хоть и выглядел мужчиной взрослым и представительным, одна борода чего стоила, но в душе остался таким же сорванцом, «оторви да выбрось», прости его Троица. Хлебом не корми, дай подколоть и напакостить ближнему ради не всегда безобидной хохмы.
– Хозяева, – отсмеявшись воззвал Асаргад в надежде докричаться хоть до кого-нибудь, – так вы нас впустите в дом, как гостей аль нам придётся жечь эти узорно сложенные дрова?