Стены Иерихона

Терзал родственников, торопил с поисками, втягивал в дело антикваров. Скоро понял: самому не справиться. Секретарь? Нет, он не банкир шт высокопоставленный чиновник. Держать в доме 1шсаря может лишь человек с мизерными, современными потребностями. Ему, Тужицкому, будут писать историю!

Кто? Только не через знакомых! Он мучил людей лишь тогда, когда что-то уже сделал, может, оттого до поры до времени умел быть таким скрытным. В данном случае эта его черта помогла решить проблему вполне удачно. С помощью университета.

Профессор рекомендовал ему своего молодого ассистента, который за двести злотых в месяц согласился составить хронику семьи Тужицких. Спустя год, ушедший на сбор исходных материалов, выяснилось, что можно составить том в тысячу страниц.

Большую их часть молодой ученый предназначал для воссоздания исторического фона. Но дело до этого еще не дошло, и пока Тужицкий довольствовался крохами. Отсюда и скрашенные его исторической эрудицией семейные рассказы. Он обожал эти подробности. Над прошлым своего рода он размышлял, знакомясь с его хроникой, и впадал во все большую растерянность.

Величие и упадок! Величием было происхождение, упадкоммезальянсы. Они подкарауливали на каждом шагу. Этот род, с горечью разглядывал Тужицкий генеалогическое дерево, неудачно женился. Чуть ли не со слезами на глазах он кричал летописцу:

- Даже в раю, где у него была только Ева, Адам, будь он Тужицким, наверняка женился бы в конце концов на какой-нибудь обезьяне.

Потом склонялся над таблицами. Размышлял над тем, что принесло ему время по материнской линии.

- Есть! - говорил он о бабках. - Есть, - повторял он и, нерешительно потирая друг о друга пальцы, выражал мнение, что бабки сказали надвое. Есть! - убеждался он. - Как тут скажешь, что их нет! - Но какие неинтересные.

Он считал моменты взлетов, увековеченные на древе. Немного. И его охватывала злость. Смотрите. На боковых ветвях куча девиц Тужицких, которые так и не соскочили с них замуж.

Хо-хо-хо! - думал он. С кем бы они только не породнили его! И проклинал их всех-много их было в прошлом-скопом. Глупые привереды! А все-таки это был род!

- Полностью фамилия моя звучит так, - начал он свою лекцию. Шпитальник Падалица Тужицкий. Самая старая ее часть-в середине. Падалица-это и герб, и родовой девиз, и первая наша фамилия. Предания по-разному объясняют этимологию этого слова. Пекосинский, Быстронь'[Францишек Ксаверий Пекосинский (1844-1906)-историк и историограф, занимавшийся проблемами происхождения и развития рыцарства в Польше, Ян Быстронь (1860-1902)-языковед и филолог.], а также изыскания, которые сейчас совместно с Варшавским университетом ведутся под моим руководством, говорят в пользу так называемого пястовского тезиса. Ибо наука, касаясь истоков нашего рода, склоняется к трем вариантам объяснения. Во-первых, нас выводят от Мешко, товарища Болеслава Храброго, который будто бы на пузе прополз под какими-то оборонительными воротами во время похода на Киев. С тех пор и стали называть его Падальцем.

Прозвище это якобы унаследовала от него единственная его дочь.

А от нее, дескать, и ее потомки. Вздор!

Он взглянул на барышень. Обе слушали его внимательно. Он говорил серьезно. Воскрешал ужасно давние события. А при этом оставался частичкой одного из них. Они ни в малейшей мере не сумели разделить его возмущения, которое заставило его содрогнуться при воспоминании об ошибочной гипотезе. Их ошеломил сам факт, что история вообще знается с Тужицким. Он продолжал объяснять:

- Несецкий2 [2 Каспер Несецкий (1682-1744)-иезуит, занимавшийся генеалогией польских родов, автор четырехтомного Гербовника "Польская корона" (1728-1743).], а поверив ему, и Золотая Книга Шляхты повторяют имя того же самого Мешко, однако оговариваются, что сам он носит фамилию Падалица, а не его дочь. А отсюда выводят, что, будучи бедного рода, он собирал на полях, лежащих под паром, хлебные колосья, выросшие из зерен, осыпавшихся в предыдущий год. Такие кустики самосева и до сих пор называют в деревнях падалицей. Это и сбило с толку историков. А ведь Длугош3 [3 Ян Длугош (1415-1480)-историк и дипломат, автор первой "Истории Польши" ("Histolia Polcnica"), где дал описание польских гербов.], делая разного рода предположения относительно моего предка, одно утверждает со всей определенностью-что тот при жизни сколотил значительное состояние. На этих-то колосках?

Он рассмеялся, иронично и высокомерно.

- Падалица! - Мысли его обратились к прошлому. Потому вдруг четким голосом, как над колодцем, когда вслушиваются, далеко ли дно, повторил еще раз это слово. - Вам это ни о чем не говорит? Вы его впервые слышите? А есть ведь и третье значение. - Он снисходительно предупредил, что и с ним познакомит. - Пожалуйста!

Сколько бы он ни повторял его, каждый раз сердце его сжималось.