Стеклобой

В подъезде было тихо. Он спустился к почтовому ящику, и ему показалось (как будто он мог видеть сквозь металл), что внутри лежит сероватый бланк телеграммы с печатными буквами, ее уголок замялся, а последняя строчка слегка размазана, потому что за нее схватились пальцами. А вдруг? Он заглянул в одну из круглых дырок ящика, но внутри было пусто. «И все равно – на почту», – упрямо подумал он. Есть призрачный шанс, что бабушка Варвара решила отправлять новости от пацанов «до востребования», хотя сама посоветовала ему эту квартиру и адрес ей прекрасно известен. Невозможно понять, в своем ли она уме, то ли у нее старческий маразм, то ли паранойя, не разберешь.

Романов пересек двор и вышел из арки, размышляя о том, что вытворяют сейчас близнецы в деревне. Ясен черт, что-нибудь выворачивающее мозги наизнанку. По утрам Романов иногда тайком открывал дверь своим ключом и рассматривал их чертежи или модели неимоверной красоты и сложности, совсем чужой природы, пугающей и притягивающей одновременно.

Раньше он жалел, что не был с этими детьми с самого их начала. Он думал, что, пережив все пеленки и ночные кормления, он бы не холодел от бесконечной пропасти между собой и двумя теплыми комками, свернувшимися в кроватках. А потом ребятки постарались на славу и вытянули из него все жилы, почти заставив поверить, что лично он сам, Романов, выносил их восемь раз и десять раз родил. Когда-то давно он даже соглашался с Максом в том, что дети – всего лишь черный ящик, куда необходимо заложить все нужное, особенно не взбалтывать и контролировать температуру окружающей среды. Но, как выяснилось, никаких черных ящиков нет, а есть чудовищно запутанные лабиринты, где все пропадает бесследно. А то, что оттуда потом появляется, и вовсе страшно.

Задумавшись, Романов не заметил, как добрался до места. Возле красной двери почты стоял темноволосый мужчина с клювоподобным сооружением на месте носа. Мужчина старательно вынимал из почтового ящика письма и складывал их в брезентовый мешок. Романов приветливо кивнул ему и зашел внутрь.

У круглого окошка было пусто, он заглянул в него и позвал:

– Барышня!

Из глубины тоненьким голосом ответили: «Секундочку!» и затихли.

– Посылки принимаэт, – услышал Романов за спиной бархатный бас. Мужчина с брезентовым мешком уже протягивал ему руку. Романов пожал ее, она оказалась сухой и горячей. – Воршоломидзэ. Тэнгиз Алэксандрович, почтальон, – пояснил он.

– Дмитрий, – ответил Романов. – Романов. Архнадзор, – это было приятно произнести. Слово было и хрипящее, и рычащее – морская волна накатила и убежала обратно.

– А я вас ранше нэ видел. Нэдавно приехали? Значит, для коррэспонденции рановато, – почтальон водрузил на стол брезентовый мешок, и Романов заметил у него в кармане куртки коричневый корешок с золотыми размашистыми буквами. «Война и мир», какой-то из томов, Романов его узнал.

– Барышня! – Романов улыбнулся и опять залез головой в окошко.

– Как, вы сказали, ваша фамилия? – Воршоломидзе перегнулся через стойку и заглянул в исписанную ровным почерком тетрадь. – Эст тэлэграмма Романову, – он удивленно поднял бровь.

– Давайте же ее сюда, – торопливо сказал Романов. Он был прав, сероватый бланк с заломленным краем все-таки существует!

– Только эсли вы прэдъявите паспорт, – грустно ответил Воршоломидзе, отводя глаза.

– Я же вам назвал фамилию, проверьте адрес – Славный переулок, дом два, квартира семнадцать! – Романов был готов сорвать сумку с плеча почтальона.

Вместо ответа Воршоломидзе только мотнул головой, как обиженный ребенок. Романов на секунду испытал ту же тоску, какая накатила на него в Прачечном переулке.

– Ну хорошо, доставите мне ее на дом, – Романов по-деловому выхватил из-за пазухи записную книжку. – А я пока наведу справки, – голос его сделался тихим и твер дым. – Как, вы сказали, ваше имя и отчество? – его рука с карандашом выжидательно замерла над записной книжкой.

– А можэт быть, я еще не успэл ее прочитать! А если я обязан докладывать! – вдруг заорал почтальон, краснея. – Мэня же вышлют! – Романов заметил, что в уголке глаза почтальона блеснула слеза. От неожиданности он не нашелся, что ответить, но руку с записной книжкой опустил.

А Воршоломидзе вдруг, приникнув к уху Романова, зашептал скороговоркой:

– Добралис зпт устроилис тчк дэти взяли щенка вскл зн кличка Митяй. Но я вам ничего нэ говорыл! Я даже не знаю, как вас мама с папой назвали! – и он хлопнул себя по лбу ладонью.

Рано, рано, конечно, радоваться, думал Романов, летя мимо сквера. Но все-таки щенок, живой… Он не смог сдержать улыбку. К тому же «вскл зн.»! Железная плита, лежавшая на сердце, немного сдвинулась. Это кому же, интересно, почтальон должен докладывать? Что же ей нужно, откуда столько внимания к его персоне? Сначала воровство, потом слежка, и все чужими, значит, руками.