Стефан Цвейг

Власти города устроили писателю такие похороны, каких до того момента не удостаивался ни один иностранец, умерший в Бразилии. Его гроб по улицам несли дипломаты, издатели, даже мэр города, коллеги и друзья, писатели и журналисты. Проститься пришло все иудейское духовенство. В этот день, 24 февраля, в Петрополисе закрыли все магазины и социальные учреждения, чтобы каждый смог прийти и проститься с великим человеком. С самого утра два гроба (крышку на гробе Шарлотты не открывали, ее труп разлагался на глазах) выставят в вестибюле главной городской школы имени Педро II. Дети и взрослые, бедные и обеспеченные, здоровые и больные, верующие и атеисты, темнокожие и белые, школьники, студенты, учителя, писатели и неграмотные – все смогли прийти и поплакать, помолчать у его холодного изголовья.

В этот печальный день 24 февраля на католическом кладбище Петрополиса в окружении скорбящих, пока главный раввин Рио-де-Жанейро Генрик Лемле произносил молитву, могильщики предавали земле два уставших от жизни тела. Когда деревянные узкие крышки навсегда скрылись под горстями земли, вдруг неожиданно начался дождь. И убеленные сединами старцы, стоящие поодаль от процессии, увидели в этом благостный знак. Они первыми поняли, что в тот горький час плакали не только живые, но и мертвые.

В тот день на кладбище рыдала и Габриэла Мистраль. С покойным она познакомилась во время его второй поездки в Аргентину в сентябре 1940 года, когда в одной с ней компании Стефану Цвейгу был представлен поэт и журналист Эдуардо Мальеа. Когда Мистраль, уже будучи чилийским консулом в Бразилии, приезжала в Петрополис, их дружба значительно окрепла. Известно, что в Петрополисе Стефан и Лотта навещали поэтессу в ее доме и сама Габриэла приходила к ним со своим племянником Хуаном Мигелем на чашечку сладкого кофе. Жуткую новость ей сообщил по телефону друг и дипломат Доменико Брага. Она немедленно отправилась к месту трагедии и, зайдя в дом, успела увидеть пару на кровати. После похорон и поминок Габриэла собралась с силами и написала статью, отправив ее в Буэнос-Айрес Эдуардо Мальеа. Впервые она появится в печати 3 марта 1942 года в аргентинской газете «La Naciо́n»{429}.

Перед тем как вы ее прочитаете (это первый перевод на русский язык), добавлю, что спустя полтора года после трагедии Цвейгов покончил с собой ее восемнадцатилетний племянник Хуан Мигель, которого Габриэла воспитывала как собственного сына – своих детей у нее, к сожалению, не было. Вероятно, на Мигеля так подействовало самоубийство друга своей тети. В 1954 году в Сантьяго выйдет последняя прижизненная книга Мистраль, сборник стихов «Давильня», посвященный одновременно Цвейгу и смерти любимого племянника.

«23 февраля я была в Петрополисе в одиннадцать тридцать. Автобус проехал рядом с домом Цвейга примерно в полдень: в тот момент он и его жена как раз там умирали. <…> Войдя в их спальню, я старалась не поднимать головы. Я не могла и не хотела этого видеть. На двух сдвинутых вплотную кроватях лежал Стефан Цвейг, его очаровательное лицо было таким бледным. Быстрая смерть не доставила ему насилия. Он “спал” без своей вечной улыбки, но с большой сладостью и еще большей безмятежностью. Кажется, он умер первым, до Лотты. Его жена, увидев, что Стефан умер, приняла таблетки и легла рядом, обняв любимого мужа. Когда Лотта умерла, она так и осталась лежать с несгибаемой рукой, ее рука больше не выпрямлялась, хрупкое тело было неуправляемым при укладке в гроб. Никогда не смогу забыть этой картины. Стефану было 60 лет, ей – 33. Он всегда говорил: “Я значу для Лотты больше, чем ее отец”. Она знала, что уйдет вместе с ним, оставив и свою жизнь.

Я придерживаюсь христианской концепции о самоубийстве, но я думаю, что это не запрещает мне проливать слезы из-за любви этой женщины к пожилому человеку, который любил ее со всей страстью. Стефан готовился к самоубийству с большим вниманием, рядом с ним лежало множество писем, распоряжений и обращений. <…> Я не верю в предположения, касающиеся экономической ситуации Цвейга. Его издатель отрицает подобные домыслы. Лучшие его книги, выпущенные крупнейшим издательством США, могли бы обеспечить его на несколько лет скромным, но стабильным благосостоянием.

Я думаю, не претендуя на то, чтобы догадаться о главных причинах смерти, но последние новости о войне ужасно его подавляли, особенно начало войны в Карибском бассейне, потопление южноамериканских кораблей.

Мой друг, я знаю, что люди осудят тебя за слабость. И много другого будет в твой адрес сказано. Они будут говорить о трусости. Но на самом деле мы не узнаем и не поймем, отчего писатель страдал в течение последних семи лет жизни. За этот период его, как немецкого писателя, приверженного свободе, превратили в загнанного зверя. Он остался в Бразилии и написал образцовую книгу об истории и людях этой страны. Он предпочел юг, потому что ему в шестьдесят лет был необходим хороший климат.