Стечение обстоятельств

Павлов поежился. Эта мерзавка Ирина была права только наполовину, если будет скандал — ему всегда можно слинять из органов. Подумаешь, карьера! Гроши. Но на вторую половину она не была права, потому что вторая половина… Ох, лучше об этом не думать. Он в живых не оставит. Я ведь ему поклялся, что в Энске за ним ничего не осталось, все стерильно, никто не докопается. И он мне поверил. Но предупредил, что если по моей вине что-нибудь случится, то мне не жить. За обман и непослушание он наказывает беспощадно. За ним — такая сила, что думать страшно. Международная наркомафия. Посадила его генеральным директором СП, через которое деньги отмывают. И условие поставила: в России ты должен быть кристально безупречен, на твое СП не то что тень, намек на тень не должен попасть. И он дал им гарантию, а под этой гарантией — его, Павлова, честное слово. А он допустил такой промах с этими дурацкими карточками! Разве пойдешь сейчас к нему признаваться? Следующего утра уже не увидишь. У них дисциплина жесткая. Поэтому и «заказника» пришлось искать через Бориса, хотя и понимал Павлов, как это рискованно. Лучше было бы через него, конечно, но ведь пришлось бы объяснять, в чем дело, а это все равно что приговор себе подписать. Нет, в сравнении с ним никакой скандал не страшен. Хорошо, что Борис ничего не знает, а то со страху бы уже на Петровку побежал. Или к нему…

От этой мысли Александр Евгеньевич вмиг похолодел. «Да нет, — успокаивал он себя, — не может быть, Борис его не знает. Борис вообще не знает, что в этом деле есть кто-то второй. Может догадываться, что не один он такой у меня, но кто конкретно — не знает. Но он-то знает, от него я не посмел скрыть. Лучше не думать об этом.

В конце концов пока еще ничего не случилось. Ариф был на похоронах, послушал разговоры. Ничего опасного, все думают, что ее убили из-за любовника. То ли из ревности, то ли из-за этого, из Интерпола. Наша цыпочка-то монашкой не была, вот и пусть крутятся теперь. Удачно он придумал с этой любовной историей, проглотили и не поморщились. Зато теперь думают, если она роман с ним сумела скрыть, так, может, у нее еще какие-нибудь мужики есть, про которых никто не знает. Пусть раскапывают. Главная опасность была в этой Каменской, про нее прямо легенды рассказывают. Если бы у Ирины хоть одна бумажка завалялась, эта мышь бесцветная ее тут же зубами бы ухватила. Но, видно, не нашлось такой бумажки. Да и в отпуске Каменская. Так что проехали. Можно вздохнуть свободно. Завтра же наведаюсь к Гордееву, спрошу, как дела. А то в глаза бросится: к Каменской ходил, даже два раза, и вдруг перестал. Будем поддерживать реноме безутешного вдовца.

Интересно, как все-таки эта девка меня вычислила? Неужели Ариф? Сколько раз спрашивал ее — так и не сказала. Фамилию мою нашла по автореферату, но это я только сейчас сообразил. Я же тогда, пять лет назад, и представления не имел, что эти авторефераты рассылаются чуть не по всей стране, во все юридические вузы. Принес девочкам в ученый совет коробку конфет и бутылку коньяка, они все без меня сделали. Но фамилия — ладно, а вот как она про остальное узнала? Наверное, все-таки Ариф, больше некому. Клянется, сволочь, что не говорил ей ничего, но как проверишь. Правду говорят, Восток — дело тонкое. Когда я ему в Баку звонил, просил диссертацию в Москве забрать, он все ждал, что я про деньги заговорю, сам не спрашивал. По голосу слышно было, не одобрял. Да кто он такой, чтобы меня одобрять? Попался у меня в области на золоте, еле-еле я его отмотал. Вечный мой должник. Правильно я тогда сделал, что денег с него не взял, как чувствовал, что пригодится еще. Вот и пригодился. Не верю я ему, ох не верю, но выхода-то нет, опереться больше не на кого. Борис не в счет, за ним самим глаз да глаз нужен. Трудно работать, когда кругом все чужие. Вот в области меня каждая собака знала, любой вопрос мог решить, не отходя от телефона. А здесь… Зачем мне нужна была Москва? Зачем соглашался? Дурак. Да разве ж меня спрашивали? Согласился, потому что он велел…»

* * *