Ставок больше нет

Устроившись на своем месте в салоне, Сумин задумался. Скопцов... Скандально известный журналист, не связанный какими-то долговременными отношениями с одной из городских газет. Вот, в принципе, и все, что было известно об этом человеке.

Ну, разве что еще какие-то странные и мутные слухи. Было большое прокурорское расследование, проведенное в условиях строжайшей секретности. И закончилось это расследование ничем. А вот фамилия Скопцова там мелькала. И, хотя никто ничего конкретно не знал, все источники Сумина сходились в одном: этому "мирному журналисту" человека убить – что курицу зарезать.

Неужели Гнедков прав?! И вместо того, чтобы искать мифических чеченцев, надо брать в плотную оперативную разработку самого господина журналиста?

Хотя... Почему же чеченцы мифические? А машина Мацкевича, в которой оказались трое вооруженных бандитов ну никак не славянской национальности? Каким же боком они подвязываются к Скопцову?

Сумин вдруг почувствовал, что у него кружится голова – во всех происходящих событиях не наблюдалось даже намека на логику! Действия преступников были нестандартны и непросчитываемы! И тут уже одно из двух – либо им дико, по-сумасшедшему везет, либо против милиции с ее типовыми, рутинными схемами работает тонкий и изощренный криминальный ум.

Мог ли этот Скопцов выступать в роли такого вот мудрого и хитрого противника? Сумин еще раз вспомнил все разговоры с журналистом, вспомнил его глаза, выражение лица. Вполне мог – признался он самому себе.

Сумин слишком много времени посвятил оперативной работе, чтобы сохранить в первозданном виде наивную юношескую веру в то, что вся человеческая жизнь состоит из череды хороших и не очень случайностей.

3

Как известно, дурные вести распространяются очень быстро. Поэтому следственно-оперативная группа еще только начала работу на посту ГИБДД "Северный", а Салман Резаный уже знал о том, что менты постреляли каких-то чеченцев.

Захватив с собой пару бойцов-телохранителей, бесконечно преданных ему нукеров из числа дальних родственников, Салман прыгнул в свой джип – длинный, широкий, как сарай, "Шевроле Блейзер" – и помчался на пост. Ему необходимо было знать, не на е го ли людей посмели поднять руку.

Остановившись чуть в стороне, он направил бойцов на сбор информации. В этом, как правило, не было ничего сложного. Менты, даже те, что еще недавно принимали участие в боевых действиях на территории Чечни, здесь, у себя дома, с удовольствием принимали из рук недавних врагов бабки, оказывая посильную помощь в некоторых предприятиях, зачастую не совсем законных.

Только вот в этот раз привычный, отработанный метод не сработал. Стоящие в оцеплении менты денег брать не хотели. Наоборот, норовили проверить у посланцев Салмана документы и провести их личный досмотр.

Причин тому было несколько. Первая – на месте происшествия собралось слишком много начальников всех уровней, как своих, "родных", так и представителей гражданской администрации. Они бестолково метались взад и вперед, размахивали руками и щедро раздавали "ценные", но совершенно ненужные указания, внося дополнительную сумятицу и некий элемент нервозности в происходящее. Вполне понятно, что брать деньги и даже просто разговаривать с кавказцем в такой вот обстановке никто не собирался – могло выйти себе дороже.

Был и второй фактор, который, в совокупности с первым, делал какое-либо сотрудничество просто невозможным. Сегодняшнее происшествие напрямую касалось всех, кто в этом городе "ходил под погоном", – жертвой бандитов стал их коллега, офицер, чей-то сын, муж и отец... И, поглядывая в сторону все еще не убранного с проезжей части, хотя и прикрытого простыней тела, каждый из стоящих в оцеплении представлял на его месте себя... И это отнюдь не вызывало расположения правоохранителей к "лицам кавказской национальности" вообще, а к чеченцам – в частности.

Первым к джипу Салмана вернулся Ваха – угрюмый здоровяк, в избытке обладавший всеми внешними национальными признаками. Тяжело плюхнулся на сиденье рядом со старшим, виновато покосился в его сторону. Отвернулся и, растирая широкой ладонью слегка припухшую с одной стороны челюсть, негромко поделился своим мнением о родной милиции:

– Шакалы... – немного подумал и добавил: – Пидаразы...

Салман в ответ промолчал. Все и так было понятно – "поход" Вахи закончился полной неудачей. Ничего толком узнать ему так и не удалось. А когда он попытался проявить настойчивость, раздраженные и злые от одолевающего их страха менты установили настырного чеченца в позицию имени известного речного обитателя и провели личный досмотр по полной программе. И когда "свободолюбивый" нохчо попытался залупаться, не задумываясь сунули ему в челюсть кулаком, "берцей" или прикладом автомата, наплевав на его "гордость" и "независимость".

"Прикладом..." – определил опытный в делах такого рода Салман, искоса глядя на подручного.