Статус-Кво

Я, вообще ничего не понимая, попыталась отодвинуться. Вклинил колено между моих ног, уперевшись им в край постели, грубым движением правой руки в гипсе толкнул меня на спину и всем весом с использованием локтя, прижал меня к матрацу, а левой рукой попытался впихнуть мне в рот таблетки. Но я с перепугу стискивала зубы, ощущая тяжесть его тела на себе, тяжесть его злости, расходящейся от него волнами. Таблетка крошилась о зубы, горечь в слюне и я рефлекторно стискивала челюсти еще сильнее.

— Ты, может, вены еще себе порежешь, скудоумная? Ножик тебе принести? Дура, блять. Ебанутая на всю голову! Жри, сука такая! — резким движением, окончательно раскрошив таблетки и стиснул ладонью мне рот, чтобы не смела выплюнуть. — Ебанутая, блядь… угораздило меня…

Глотала, глядя в его лицо, почти не чувствуя отвратительной горечи, но хорошо чувствуя полное смятение. Как только понял, что выплевывать мне нечего, отстранился и ушел обратно, чтобы снова рухнуть в кресло и замораживающе посмотреть оттуда на меня, подобравшуюся на постели и напряженно глядящую на него.

— И зачем ты приехал? — мой голос тихий, какой-то глухой и незнакомый. Прекрасно отражающий все то, что было внутри.

— Братик твой обеспокоился, что трубку не берешь и мне набрал. — Ответил резко, с тенью презрения.

— Кир… в курсе? — не скрывая испуга, резко спросила я, почувствовав, как ошиблось сердце.

— Про то, что ты, ебанутая, обдолбалась с горя? Нет, разумеется. Он вообще не в курсе, что у нас все по пизде пошло, как оказалось. Не стал его радовать. Сказал, что дрыхнешь рядом без задних ног. Телефон пробил, в этот блядюшник приехал, и вот она, богиня торчков. Сука, даже не узнала сначала. Вообще ебанулась… — опрокинул в себя бокал, потянулся к бутылке, оставленной возле кресла, взял левой рукой и пригубил, не отпуская меня злым прищуренным взглядом. — Вот что у тебя там в твоей идиотской башке творится, ты мне скажи. Вот что там происходит, а? Ты нахуя на дно падаешь? Я, блять, в жизни бы не подумал, что ты из числа тупорых дур, размазывающих сопли и хуяривших в сторону откровенного пиздеца, ибо мужик же бросил! Ты реально, что ли? Вот что, блядь, у тебя в башке, сука ты такая? Ну, разбежались, да. Да, блять, разбежались и что теперь? Ты ебанутая совсем, да? — он с такой силой бахнул бутылкой о деревянную часть подлокотника, что мне показалось, что она расколется.

Лисовский смотрел на меня со злостью и презрением. Совершенно незаслуженным. И меня вдруг прорвало:

— Ты мне чего тут мораль читаешь, скотина? Тебе какое дело теперь до меня? Я же тебя, урода, предала! — рассмеялась как-то протяжно, хрипло, запоздало отмечая, как немного потряхивает тело, что было странно, ибо внутри кроме тяжести не было ничего. — На отца же работаю, который меня под тебя подкладывал! Чего притащился-то?!

— Истерить надумала? Не прокатит.

Я резко села на постели, злобно глядя на него.

— А к чему истерики-то, Лисовский? — Встала почему-то с трудом и огляделась в поисках своего клатча. — Меня еще с кокса видно плющит, ты уж прости, сейчас избавлю твое величество от этого зрелища.

— Жопу посадила на место, блядь. Отсюда ты не уйдешь. Дверь закрыта, где ключи не скажу. Хочешь выйти — можешь махнуть с тринадцатого этажа, к суициду же склонна, ебанутая.

Резануло очень сильно. Подстегнуло. Трясина распалась и на свет появилась такая непередаваемая ненависть, что меня мелко затрясло.

— Ты охуел совсем? Это я ебанутая? Ты не разобрался, ты мне свое безумие как факт двинул, что я тебя предала. Как факт. А потом повез в бордель, чтобы морально изнасиловать. Это я ебанутая, да? А ты кто тогда после этого? Наказал, да, молодец. Только выхватила я вообще ни за что. — С ненавистью прошипела я, одеревенев от бурлящего внутри негодования. — Еще и виноватой оставил. Стоял на акте, блять, морду воротил, всем видом показывал, что тебе похуй на меня. Так чего притащился-то? М? Ты же даже сейчас мне не веришь, сука, я по глазам это вижу. Что ж ты примчался тогда и веселье мое обрубил?

— Ты бы не примчалась?

— Нет.

— Уверена?

— Абсолютно. У меня уже ничего не осталось, спасибо тебе большое за это! Я не буду участвовать в твоем безумии, когда ты в себе разобраться не можешь, и людям головы рубишь, потому что есть только твоя точка зрения и…

— Заткнись. — Оборвал так холодно и грубо, что я действительно осеклась. — Ничего не осталось, говоришь? В себе я не разобрался? Да я и в себе и в тебе разобрался. Только у меня карты не сходятся никак, что мое чудо на краткий миг утратило внимательность и именно в такой момент. Плюсом то, что папочка только от тебя мог узнать про те совещания. Вот странное дело, да? И с чего бы это я тебе двигаю тему как факт? Да еще и распсиховался, повода-то не было. Наверное, мнительный сильно.

— Я… я уже все сказала. Хватит. В себе разберись, скот. Если не веришь мне, то и не надо в мою жизнь вмешиваться!

— О, как мы заговорили. — Он ногой притянул к креслу журнальный столик. — Не доходит? Связь между отсутствием веры и моим вмешательством? Сейчас все объясню.