Status in statu (Государство в государстве) (СИ)

Пока сыр-бор, шмоны и ожидания, Бенди, как в церкви на покаянии поведал Ване последние мучительные эпизоды своей противоречивой жизни.

Ни родных, ни близких у Бенди не было. Да и когда бы он успел завести их! Всю жизнь, с небольшими перерывами, провёл в тюрьме. И всё же улыбнулась и ему жизнь, хоть единственный раз, но улыбнулась. Познакомился он с замечательной женщиной, учительницей русского языка. Чувства, любовь, страсть! Чуть с ума не сошёл от счастья! Ну всё, живи и радуйся… Но… не зря в книгах говорится: «Свинья возвращается в свою грязь, а пёс – своей блевотине». Не вывез Бенди обрушившегося на него счастья, напился и упал в родную ему грязную стихию. Всего-то три дня и длилось его выстраданное им счастье, но какой глубокий след оставили в его душе эти чистые поэтические мгновения! Эта женщина, хоть он и напакостил ей, стала для него ангелом, оставившим вечный свет в его замутнённой душе. И теперь новый срок – 6 лет особого режима. Вот так и проходит жизнь (и не только у одного Бенди). Получай жестокие уроки и расплачивайся сполна за содеянное.

Тяжело было Ване слушать эту исповедь. Ком в горле застревал из-за сочувствия к несчастной судьбе этого старого знакомого. А сколько подобных историй слышали эти грязные, исписанные нравоучительными афоризмами стены! Так хотелось по-братски обнять и хоть немного утешить своего незадачливого старого знакомого. На воле люди могут пойти в церковь на исповедь к священнику, к дипломированному психологу или к своим умудрённым житейским опытом родственникам, а к кому идти удручённому постоянными жизненными неудачами зеку? – Только к такому же, как и он сам, зеку.

Пока до них не дошла очередь, они втроём заварили чай и пустили кружку по кругу. Ваня почти уже и позабыл прежних сокамерников, они уже только слегка маячили где-то на заднем плане: туманные призраки минувшего. Но появились новые друзья по несчастью со своими измученными и израненными душами. С Жуком они и жили рядом. А один срок на общем режиме тянули вместе. У них были нормальные походно-мужские отношения. А тут сподобились снова встретиться в превратке на вокзале. И каждому на душе стало полегче, что едешь ты уже не один, а втроём, как три русских богатыря.

Ваня сразу превратил ту ситуацию в шутку, и их раскатистый смех звучал по всему коридору. Они веселились и юморили, зная, что им ничего не изменить в своих судьбах, зная, что ты – Никто, и звать тебя Никак, ты просто тень, спустившаяся в Ад за жизненным опытом. Но их весёлый смех заражал и других зеков. Им уже не был так страшен зловещий Омск. Они открыто смеялись прямо в лицо предстоящей Судьбе и неизбежной смерти. У них не было преувеличенного чувства собственной значимости, и они не были уже так сосредоточены на мыслях о своём будущем. Их угрюмые лица прояснялись и даже растягивались в невольных улыбках. Глядя на этих трёх богатырей, отправляющихся на чужбину, вся превратка дружно смеялась над очередной несуразностью: «Хмурый, гнутый, и, конечно, ебанутый».

Вскоре шмон закончился, и наших друзей вместе с остальным этапом погрузили в автозаки (это такие специальные машины для этапирования заключённых). Под общий гогот в тесноте и давке покидали они родную пересыльную тюрьму. Ваня долго ещё будет вспоминать потом её родные уральские стены…

Погрузка в вагоны прошла на удивление легко и быстро. Только дикий собачий лай провожал в дорогу омский этап. Никому не хотелось уезжать, но в такой ситуации ничего поделать и перевернуть колесу Судьбы невозможно. После очередного обыска забитые до отказа вагоны тронулись в Сибирь.

В дороге, под ритмичный перестук колёс, свободная мысль уносится всё дальше и дальше в неизведанное. Человеку кажется, что он проникает ей повсюду, и ему открывается будущее. Но в этом будущем для этапника мало хорошего. Его ждут тяжёлые испытания и, ещё неизвестно, вернётся ли он домой или навсегда останется там, в чужой земле. Но тщедушный лучик надежды всё же теплится в душе у каждого: всё будет хорошо. Всё пройдёт. Всё закончится. Надо собрать волю в кулак и держаться, несмотря ни на что. Прожить свою жизнь до конца. Ведь именно она – главная человеческая ценность.

Все, кто ехал дальше Омска, откровенно сочувствовали новоиспечённым омским каторжникам, всячески старались их поддержать. Уже одно это наводило на всякие дурные предчувствия. Но наш Ваня по жизни был реалистом: будь, что будет, а там посмотрим.