Status in statu (Государство в государстве) (СИ)

Ваня внимательно оглядел своё временное пристанище, эти успевшие стать родными и близкими сероватые арестантские лица, которых он почти наверняка больше никогда не увидит. Они, эти разные люди, за время, проведённое вместе в ограниченном пространстве камеры, успели сдружиться по-братски, спокойно уживались друг с другом, никто никому не мешал, жили в какой-то возвышенной атмосфере взаимного уважения. А ведь все они были матёрыми уголовниками-рецидивистами, но глядя на их суровые измождённые лица, Ваня видел их внутреннюю суть и высокое человеческое естество, бережно сохраняемые ими в самых неимоверно-тяжёлых условиях.

Вот так: через пять минут этап, и эти почти родные лица растают во мраке жизни как призрачные миражи… А что ждёт дальше его самого? Какие люди встретятся на его пути? Но уже со скрипом открывалась дверь.

– Пошли!

Ваня взял свои походные сумки, ещё раз на всех посмотрел, улыбнулся, подмигнул им на прощание и вышел из камеры. Одна реальность сменилась на другую, совсем уж призрачную.

На продоле уже стояло семь человек. Корпусной собирал этапников из оставшихся камер. Всего с их этапа собрали 15 человек, и вся эта живописная кавалькада двинулась на «вокзал» (так зеки называют камеры временного содержания перед этапом, там же их обыскивают). Всего по этапу отправлялось 30 человек. В таких пересыльных тюрьмах каждый день происходит такое непрерывное броуновское движение очумелых от постоянных перетасовок зековских масс. Ваня даже с определённой долей жалости и сочувствия смотрел на сотрудников-вертухаев, которые каждый божий день собирали, обыскивали, словом, «работали с контингентом». Да, работёнка не из лёгких! Но каждый в этой жизни сам выбирает свою судьбу. Такая специфическая деятельность, конечно, отнимает много физических и нравственных сил: нужно рыться в чужих вещах и постоянно орать, направляя людские массы по нужному руководству пути. А зеки у нас все разные: одни из красных лагерей, другие с чёрных на конкретной муре и разговаривают соответственно. Постоянно происходят мелкие разборки, кипиш, выяснения, кто блатней и серьёзней.

– Э-э, начальник, принеси кипяточку! Слышь, шмонай на морозе быстрей и поехали!

А могут и в рожу заехать, если вдруг кто-нибудь по запарке не окажет должного внимания каким-нибудь «высокопоставленным» особам. С ворами вообще грубить нельзя. Разные люди едут по своим делам и по чужим распоряжениям: бродяги, урки, бандюки, пехота, чёрные, красные, петухи, гадьё, словом, встречные людские потоки не прекращаются ни на один день. У одних рассадка, у других лишь мягкая посадка, и под каждого надо подстроиться, чтобы избежать излишних конфликтов. Бесконечные людские потоки движутся туда и сюда: добрые блатные, злые нищие, отморозки, беспредельщики и прочие, не вписывающиеся в рамки так называемого «нормального человека», незаурядные личности с поломанными, но нестандартными судьбами. И всё это происходит каждый день, и, кажется, что это не кончится до тех пор, пока незыблемо стоит этот свет.

Пока шмонают местные, приезжают столыпинские мусора. Эти вообще почему-то постоянно злые как собаки. Вот именно у них можно наблюдать полное отсутствие каких-либо положительных человеческих эмоций. Перевозимые люди для них – просто тела, которые надо доставить по месту назначения. На этих пересадках постоянные столкновения и кипиш, везде кучи грязи, запрещённые предметы, вещи, шнурки, тряпочки, трусы, носки, распотрошённый чай и поломанные сигареты, баулы, сумочки, пакеты, горы мусора и крики, сумасшедшие крики навсегда оторванных от человеческой цивилизации остервенелых «служителей закона»!

Все камеры исписаны приветствиями, пожеланиями, библейскими изречениями, тезисами и призывами: «Колян, братан, я попёр на Барнаул!», «Сонечка – моя любовь», «Верю, жду, помню», «Не верь, не бойся, не проси», «Мы в Аду, и нас окружает Администрация», и всё в таком, поучительном роде.

С притоком новых людей оживают даже эти оплёванные стены и обоссанные углы. Под несмолкаемый гул и мат бодрят знакомые тюремные ароматы: запах чифира, дешёвых сигарет и грязных немытых тел! В одной камере набивается человек 40. Образуются кружки по интересам, вокруг не умолкают разговоры, нервная суета и лихорадочный гомон. Происходят и случайные встречи старых знакомых.

Ваня, в ожидании очередного шмона, зашёл в камеру, огляделся… Ба! Знакомые всё лица! Жук и Бенди, так же как и он осуждены и едут на особый режим. Вот так встреча! Вместе с Бенди он отдыхал ещё на малолетке, а сейчас, почти тридцать лет спустя, они с интересом смотрят друг на друга. На лицах у обоих заметны отпечатки беспристрастного времени. Если раньше, по молодости, их непомерные амбиции и разногласия ставили их на противоположные стороны, то сейчас эти два постаревших человека, уставших от жизни и от её постоянных передряг, рады снова увидеть друг друга. Они – люди старой закалки, умеющие ценить жизнь и все её проявления. И каждый старый знакомый становится теперь родным, родным по перенесённым и предстоящим страданиям.