Портиш опек Кирилла взглядом, словно это он был учетчиком-смержем, и вдруг заорал:
- Ну, чего стоишь, блястки выпялил?! Идем! Скоро жрать давать будут...
Кирилл тоскливо посмотрел в сторону ворот. Провалы в памяти - это плохо. Первый предвестник "пляски святого Витта"... Со Слепой дороги, издалека, уже только чуть слышно долетало буханье стальных листов платформы. Значит, никто тебя, кроме меня, не провожал: Никто. Все разбежались... Он тяжело вздохнул и зашагал вслед за сильно косолапящим Портишем. Хоть бы меня в свое время кто-нибудь вот так же проводил взглядом...
Солнце поднялось над лесом и стало слегка припекать. Последние клочки тумана исчезли, высохли намоченные росой стены деревьев-бараков, их окна и двери начали постепенно зарастать, чтобы вечером, когда все вернутся из Головомойки, вновь открыться и принять в вонючее логово на жесткие насесты нар усталые, измученные тела.
За бараком, на странном, словно обрезки белоснежного пенопласта, мхе сидело несколько человек и пинов. Безрадостное это было зрелище. Унылое. Пины забились в куцую тень барака и о чем-то приглушенно пересвистывались. Люди же понуро молчали. Кто сидел на корточках, кто полулежал, облокотясь на руку. Словно ждали чего-то. Спрашивается, чего можно ждать? Разве что утреннюю баланду...
На Портиша с Кириллом никто не обратил внимания, только Пыхчик бросил косой взгляд, когда разбитые всмятку ботинки Кирилла остановились возле его лица.
- Ну? - сказал Кирилл.
Пыхчик молча подвинулся.
Кирилл поднагреб мха под стену барака и сел. Портиш опустился рядом на колени, пошарил у себя за пазухой и достал тряпичный сверток.
- Сыграем? - предложил он, заглядывая в глаза Кириллу. В тряпице затарахтели костяные фишки.
Кирилл отрицательно покачал головой, прислонился спиной к стене барака и прикрыл глаза.
- Ну, во! А чо я тебя звал?
Кирилл только пожал плечами. Хотелось прилечь и подремать, но вытянуться было негде - с правой стороны лежал Пыхчик, а слева сидели Михась с Ларой. Лара уткнулась Михасю в плечо, в ветхую куртку и плакала. Он успокаивающе гладил ее по спине.
- Ребеночка хочу, - всхлипывала она. - Слышишь, хочу! Маленького, кричащего... Я родить хочу!
Кирилл поморщился. Опять завела! По три раза на дню... Портиш фыркнул.
- Бабе что надо? - рассудительно произнес он. - Бабе мужика крепкого надо.
Лара встрепенулась и впилась в Портиша опухшими от слез глазами.
- Ты, пенек кривоногий! - с ненавистью крикнула она ему в лицо. - Это кто - ты мужик крепкий?!
Она вскочила на ноги, Михась хотел ее удержать, но она его оттолкнула.
- Мужики! - крикнула она. - Знаю я всех вас! Все вы одинаковы!
Михась поднялся, взял ее за плечи.
- Да пусти ты меня! - она снова попыталась отпихнуть его. - Глаза б мои вас не видели! Мужики! Тоже мне!.. Вам что надо? - Она наклонилась над Портишем. - Вам только одно и надо - и довольно! Тьфу на вас!
Плевок застрял у Портиша в бороде, глаза у него налились кровью, он вскочил.
- Ты что, баба, сдурела?!.
Может, он и ударил бы, но тут из-за барака вынырнула сухопарая фигура Льоша в пестрой, переливающейся всеми Цветами радуги неснашиваемой куртке, смотревшейся в сравнении с тряпьем остальных лагерников откровенно вызывающе и являющейся не только отличительной приметой Льоша, по которой его узнавали издалека, но также и предметом зависти большинства. Льош мгновенно оценил обстановку и положил руку на плечо Портиша.
- Докатились, - сдержанно сказал он. - Уже бросаемся друг на друга, как звери...
Он сильнее надавил на плечо Портиша.
- Сядь.
- А я что, - забубнил Портиш и поспешно опустился на землю. - Я ведь ничего... Она все. Сказать, право, нельзя...
Лара снова уткнулась в плечо Михасю и, давясь слезами, что-то пытаясь сказать хрипящим, сорванным голосом, зарыдала.
- Ну что ты, что ты, - принялся утешать ее Михась, одной рукой гладя по волосам, а другой легонько похлопывая по спине.
Льош отстранил Михася, взял лицо Лары в ладони и стал массировать ей виски. Через мгновение спазм отпустил ее горло, руки безвольно, плетьми, повисли вдоль тела - она теперь только еле слышно всхлипывала, а затем и вовсе затихла.
- Вот и все, - пробурчал Портиш. - А шуму-то, шуму...
Корявыми пальцами он принялся как гребенкой вычесывать плевок из бороды.
- Да, шуму действительно многовато, - вздохнул Льош и передал Лару в руки Михасю.
- Посиди с ней немного, пока успокоится.
- А то, что она хочет ребенка, - проговорил он уже Портишу, - даже здесь, в этих условиях, не смешно и не предрассудительно. Произвести на свет нового человека никогда не было смешно. И родить его - не только высшее и прекраснейшее предназначение женщины, но и огромнейшее счастье.
- Особенно здесь, - желчно подхватил Кирилл. - Смержам на потеху...
Льош грустно посмотрел на Кирилла.
- Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду, - тихо, глядя в глаза Кириллу, сказал он. Затем перешагнул через вытянутые ноги Пыхчика и направился к пинам.
Пины прекратили пересвист и выжидательно повернули к нему головы.