- Потом, - отмахнулся он.
- Не потом, а сейчас. Я считаю, что действия капитана Нордвика на лайнере "Градиент" граничат с преступлением.
Шеланов поднял на меня недоуменный взгляд. Затем отпустил руку Гидаса и встал.
- А ну, пойдем отсюда, - сказал он и, подхватив меня под локоть, вывел из медотсека. - Что ты сказал?! - спросил он, заращивая за нами перепонку двери.
- Я сказал, что действия капитана Нордвика преступлением. Он не имел права приказывать Шеману идти на смерть. Может быть, это можно оправдать сложившейся ситуацией, но с моральной стороны - Нордвик совершил убийство.
- С моральной стороны... - Лицо Шеланова обострилось, стало жестким. Ты еще назови смерть Шемана подвигом. В результате этого, как ты говоришь, преступления спасено восемьсот двадцать три человека.
- Сейчас не средневековье, чтобы приносить кого-то в жертву! - почти выкрикнул я ему в лицо. - И даже не двадцатый век! Человек должен сам...
- Не двадцатый, - согласился Шеланов. - Поэтому не тебе его судить.
- И не вам!
- И никому... - тихо закончил Шеланов, непримиримо глядя мне в глаза. Нет для него суда.
- Есть! Суд его собственной совести! Поэтому я хочу, чтобы о его поступке знали все! Тогда посмотрим!
Кажется, я окончательно слетел с нарезки. Хотя все же где-то в глубине сознания уловил фальшиво-театральную патетичность своих восклицаний.
Лицо Шеланова странно изменилось. Будто он во время бега со всего маху наткнулся на внезапно выросшую перед ним стену. И до сих пор не может прийти в себя.
- Не думал, что у меня на станции работают экзальтированные чистоплюи, - хрипло сказал он. - До сих пор я считал, что работаю со взрослыми людьми. Суд совести...
Шеланов вдруг потух, и глаза его стали грустными и невидящими. Будто он жалел меня за что-то. Меня или Нордвика.
- Это он тебя? - спросил он, кивнув на синяк. - Мне тоже хочется... Послушай, а ты знаешь имя того пилота, который бросил свой лайнер на Сандалуз?
Я молчал. Ждал продолжения. Впрочем, вопрос был риторическим, и Шеланов не ждал ответа.
- Это был Нордвик, - сказал он. Я вздрогнул от неожиданности.
- Но и это не все, - тихо продолжал Шеланов. - Там, в пассажирском отсеке лайнера, находилась вся его семья. Жена, трехлетний сын и пятилетняя дочь. Так что совесть у него и так...
Я молчал. Мне нечего было сказать.
- Да и не в Сандалузской катастрофе дело, - снова заговорил Шеланов. Даже не будь ее, Нордвик имел право на такой приказ! Заруби себе...
Он вдруг осекся и встревоженно спросил:
- А где Нордвик?
- Там, в шлюпке...
- Где - там?
- На шестом причале...
Шеланов стремительно повернулся и побежал по коридору к причалам. Я мгновение недоуменно смотрел ему вслед, а затем тоже сорвался с места и побежал за ним. Я понял, что подумал Шеланов.
Когда мы подбегали к причалам, из тамбура третьей платформы вышли Льош Банкони и сопровождавший его незнакомый человек в форме ПСС. Чуть не сбив их с ног, мы пробежали мимо и вскочили в тамбур шестого причала. Перепонка шлюза медленно затягивалась, но Шеланов успел протиснуться в нее, и она, на секунду Застыв, лопнула.
Спасательная шлюпка по-прежнему стояла на том же самом месте посреди причала. Только входной люк был задраен.
- Нордвик! - тяжело дыша, позвал Шеланов, остановившись метрах в десяти от шлюпки. - Нордвик!
Молчание. Словно в шлюпке никого не было.
- Нордвик, - снова, но уже более спокойно, обратился Шеланов, - ты же знаешь, что не сможешь стартовать, пока на причале люди. А я отсюда не уйду.
И снова молчание. Затем перепонка люка лопнула, и мы увидели Нордвика. Он стоял, держась за края люка, и смотрел на нас. Смотрел долго, думая о чем-то своем. А потом сел, свесив ноги из люка.
- Куда это я должен был стартовать? - с какой-то странной интонацией спросил он у Шеланова. - Все-таки плохо ты меня знаешь...
Шеланов подошел к нему и сел рядом. Они молчали. И я молчал. Стоял и смотрел на них, как истукан. Как дурак.
Нордвик повернул к Шеланову голову и долгим взглядом, словно изучая, словно в первый раз видя, посмотрел на него. Я почему-то подумал, что сейчас он скажет что-нибудь возвышенно-сакраментальное, типа: "Ты знаешь, я перебрал все варианты, чтобы самому... А пришлось послать его" - и уронит голову себе на руки.
Но он неожиданно спросил Шеланова:
- А ты никогда не пробовал чеканить свой профиль на монетах? По-моему, неплохо бы получилось...
Шеланов поднял на него глаза.
- Мало тебя в детстве драли за ухо.
И они горько, вымученно улыбнулись друг другу. Они знали о себе все сплетни.
И тогда я повернулся и ушел.
ПОБЕГ