Статьи разных лет

Как выразить отношение к подобным людям? Сталкиваешься опять же с демагогией. Я как-то сказал нечто критическое о публикациях Ю.А. Савватеева, и сразу встретил отпор окружающих: «Как Вам не стыдно! Парень вырос в вологодской деревне. Всего достиг своим упорством и трудом. А Вы, сын профессора, жили в Москве в холе и неге, белоручка, и не хотите понять, что ему в Петрозаводске в тысячу раз труднее». Я побывал в Петрозаводске и увидел, как живет Савватеев. На него работают десять художников и десять фотографов, машинистки и т. д. Несколько человек переводят для него книги с финского, шведского и норвежского. Его монографию о Залавруге напечатали роскошно в двух томах с сотнями иллюстраций. Периодически дают ему и командировки за рубеж. Ничего подобного в Москве я никогда не имел. Рисунки и фото делал всегда за собственный счет. Рукописи перепечатывал так же. Переводчиков не было никогда. За границу не пускали. В печать пробивался с великим трудом, в основном с маленькими брошюрками. И вот, почему-то считается, что я пользуюсь всеми благами, а Савватеев бьется как рыба об лед… Опять демагогия! Опять свои, классово близкие, и опять чужие, социально чуждые. Увы, даже серьезные ученые охотно верят подобной демагогии и насаждают ее повсюду.

16. Я обвиняю нашу интеллигенцию не в том, что она не выходила и не выходит на баррикады, а в том, что она не борется за науку, за высокий профессионализм, за интеллигентный стиль работы в своей сфере, внутри своих творческих союзов, своих институтов.

Предчувствую, что, как уже не раз бывало, меня опять станут упрекать в надменности, в культе элиты, в аристократическом пренебрежении к плебеям, «кухаркиным детям». Нет. Это мне никогда не было свойственно. Родители мои происходили из разночинцев, потомков мелкого духовенства, среды достаточно темной. Бабушка по отцу писала своему сыну с кучей ошибок. Никакой «голубой крови» я в себе не чувствую. Дед по матери – действительный статский советник, т. е. штатский генерал, был, на мой взгляд, достаточно пустым. Помню своего однокурсника князя В. Трубецкого, ставшего востоковедом. Он был красив утонченно-аристократической красотой, но весьма примитивен и неинтересен. Не о крови я говорю, не о родовитости и не о ничтожестве плебеев. Критерий для меня всегда был другой: в том, как человек относится к науке, к культуре. Если он служит им бескорыстно и вносит в них посильный вклад, он мне близок. Если же человек только наживается на причастности к миру культуры и науки и не дает им ничего, служа мамоне, неправедной власти, он мне чужд и антипатичен. Коллеги мои этот критерий, видимо, не принимают. Поддержка ими корыстных темных людей изменила ситуацию в русской науке и культуре. Вряд ли это простительно. А в основе лежали прекрасные идеи: «Все люди равны», «Мы вечные должники трудового народа и обязаны сделать всё возможное, чтобы открыть ему дорогу к высотам культуры». В итоге заботились вовсе не о тружениках, а о невеждах, рвущихся к власти, деньгам и прочим благам и ненавидящих подлинную интеллигенцию. Расхлебаем ли мы когда-нибудь эту ситуацию, не знаю. Пока положение дел только ухудшается.

Интеллигенты такие же люди, как и все прочие. Всем нам свойственны и эгоизм, и трусость, и приспособленчество. Но интеллигенты с их изощренным умом, бойким пером, хорошо подвешенным языком, приспосабливаются иначе, чем рядовые граждане: фарисейски восхваляют то, поддерживают то, во что в душе сами не верят, способствуя насаждению лжи и зла в обществе. В этом я вижу их большую вину.

2003.

РУССКАЯ АРХЕОЛОГИЯ НА ГРАНИ XX–XXI ВЕКОВ

Тогдашний редактор «Российской археологии» В.И. Гуляев предложил мне в 1999 г. высказать на страницах этого журнала мои впечатления о современном состоянии археологии в России. Человеку, заканчивающему свой жизненный путь, трудно отказаться от такого предложения. Уверен, однако, что у многих оно вызовет недоумение.

Я никогда не занимал никаких руководящих постов. Моя полевая работа кончилась 30 лет назад. За последние годы я редко выезжал из Москвы. Есть немало молодых активных людей, представляющих себе нынешнюю ситуацию в российской археологии гораздо полнее, чем я.

В то же время кое-что оправдывает предложение В.И. Гуляева. Хотя живы и по мере сил работают десятка полтора археологов старше меня, всё же моя жизнь в археологии уже весьма продолжительна: первые мои находки относятся к 1944 году, первая публикация – к 1945. За полвека я занимался каменным и бронзовым веками; первобытным искусством и историей археологии; участвовал в раскопках в степной Украине и в Молдавии, на Среднем и Нижнем Дону, в Крыму и в Нижнем Поволжье, на Урале и в Казахстане; бывал на чужих раскопках в Сибири, Узбекистане, Грузии, Армении, Азербайджане; в Дании, Польше и Чехословакии. Наблюдений всякого рода накопилось много. Сравниваешь не только разные виды памятников, но и разные типы исследователей и деятелей науки, разные периоды в ее истории.