Статьи и проповеди. Часть 13 (07.03.2017 — 14.05.2018)

Лучше всего это, пожалуй, изображает литературно и кинематографически известная сказка Евгения Шварца. «Сказка о потерянном времени». Где она выходит за рамки соцреализма, какой-нибудь там детской литературы, а уже прикасается к Евангелию и к таким смысловым вещам. И так бывает. Например, Николай Островский сказал, что жизнь дается человеку один раз, и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы. В этом куске текста, который мы все когда-то учили наизусть, Островский вышел за рамки соцреализма и рамки собственного романа «Как закалялась сталь», и прикоснулся к чему-то большему. Потому что действительно мучительно стыдно. Так вот смотришь назад… «И прожили мы больше половины, как сказал мне старый раб перед таверной, мы, оглядываясь, видим лишь руины». Взгляд, конечно, очень варварский, но верный. Руины сзади, а что впереди? Впереди Суд Божий. А позади руины. Позади бесцельно, пусто прожитые годы. Мы теряем их.

И как в киносказке, бесы с вениками ходят и подметают наши потерянные секунды. Эти старички, молодеющие на чужом потерянном времени, и маленькие дети, стареющие на глазах оттого, что они дурно живут. Это правда. Это евангельская правда. Бесы сильнеют от нашей бездумной жизни. И мы стареем раньше времени от нашей бездумной жизни. У вас было много времени, но вы его … профукали. Но у вас еще есть время.

Умоляю вас, именем Господа Иисуса Христа, не профукайте и его. Проживите остаток жизни правильно, красиво и полноценно. Словно Волга вольная течет. А не как ручей, который курица переступит.

Четыре (11 октября 2017г.)

Своих «Братьев Карамазовых» Достоевский пишет как «историю одной семейки». В главных персонажах, связанных кровными узами, должна уместиться Россия с точки зрения психологических типов. Идея грандиозная и простая одновременно. Четырьмя первоэлементами древние определяли все относящееся к видимому миру. Огонь – вода, земля – железо. Так же и классифицированные еще в античности флегматики, сангвиники, холерики и меланхолики охватывают все человеческие темпераменты. С оговорками, конечно, но охватывают. Есть к тому же и промежуточные состояния. Так, между севером и востоком есть северо-восток, между югом и западом – юго-запад (сторон света ведь тоже четыре). Следовательно, и между сангвиником и холериком может быть нечто среднее, и четырьмя ярко очерченными типами, допуская нечто промежуточное, можно описать основные характеры народа.

Митя, Ваня, Алеша и Смердяков. Из этих стихий состояла Россия Достоевского перед тремя революциями, одной гражданской войной и двумя мировыми войнами. Такой она стояла перед его умным взором до коллективизации, культа личности, оттепели, освоения космоса, горбачевского предательства и ельцинского броневика. Интересно, найдем ли мы эти типы сегодня? Если да, то Россия сохранила себя с точки зрения человеческих характеристик. А вдруг нет? Тогда мы уже другие, или те же, но радикально изменившиеся. То есть какая-то уже совсем другая Россия, которую нужно изучать по другим книгам. Приглашаю вас к размышлению на тему, зная, что исчерпывающего ответа не будет. Но все же…

Митя. Это сильный и неуемный человек. Он страстный, страшный в гневе или хмелю, но честный. Деньгам цены не знает. Для него они всегда средство. Красть, плести интриги – не его стиль. Чужую вину на себя взять он способен. В бой пойти может. Слабого если обидит, то раскается. В правду верит, в любовь тоже верит. Большое дитя с тяжелыми кулаками. Вы таких видели? Лично я видел.

Иван. Далеко зашедший теоретик. Сердце в нем холодное, эгоистичное, а умная голова все время придумывает себе и своему своеволию оправдания. Благо силлогизмы составлять западная наука научила. Иван ведь западник и умник. Он холодный, как змей, и любую теорию выдумать способен. Или из баловства, или из бунта против Бога. Потом эти теории заживут самостоятельной жизнью, хоть бы автор в них и раскаялся.

Алеша – это душа семьи после смерти матери, загнанной в гроб отцом-изувером. Только мать была почти бессловесная, а Алеша умный и говорить может. Он близ старца, за всю семью молитвенник. Ему жалко всех. Всех понять хочется. От грехов человеческих он не отворачивается, но стремиться к евангельской любви ему это не мешает. И в монастырь он идет не оттого, что перед барышнями робеет или фантазировать о духовности любит. Он узнал, сердцем узнал, что во Христе правда, и размениваться не хочет.

Ну, и Смердяков. Его-то вы точно видели. Этот говорит: «Лучше бы Россия Наполеону сдалась, тогда бы мы сегодня в цивилизации жили». Смените в этой фразе Наполеона на Гитлера, и вы сразу поймете, как часто с этим типом встречались, хоть в жизни, хоть в прессе, хоть в телевизоре.