Сердце – главный орган религиозного познания. В познании Господа, Его путей и заповедей голова играет вторую роль. Главное – сердце. Наличие живого сердца в живой груди требует, чтобы человек поклонялся Богу во всякое время и во всякий час, болен он или здоров, беден или богат, защищен или в опасности. Надо воздать славу Богу! Как начинаются наши молитвословия? «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков». Потом славу Ему воздать и потом уже переходить на просьбы. Это и значит знать Бога как Бога. Воздать Ему хвалу, поклониться в духе и истине.
1984 + 1 (23 июня 2017г.)
Портреты древних подмигивают нам со стен. Нам кажется, что Ньютоны, Кеплеры и Архимеды не относятся к живущим, что живем лишь мы – те, кто «здесь и сейчас», как в классическом театре. А ведь они тоже живы. И еще более живы их дела и идеи. В классе музыки со стены улыбается Бах. Только возьми, говорит ученику, мою партитуру, только вникни. Сразу узнаешь, кто здесь живой, а кто мертвый. Своя мысль в складках на лбу у Платона. Своя ирония в глазах у Паскаля.
Совершенно неожиданная история связана с двумя людьми, жившими в 5-ом веке. Они сошлись в жарком споре о предметах богословских, но вихрь, поднятый их высоким спором, определил мысленную жизнь христианской цивилизации даже до сего дня. Это Пелагий и Августин. Один кельтский монах, другой африканский епископ. Вне знакомства с их спором без понимания останется вся история Европы.
Чтобы было ясно, что это касается всех, а не семинаристов только, скажу, что в приложении к политике и истории ХХ века эта тема серьезно затрагивается Энтони Бёрджессом. Тем самым автором «Заводного апельсина», переведенного Кубриком на экран. Бёрджесс не на шутку вдохновился романом Оруэлла «1984». Вдохновился так, что написал свой собственный двухчастный роман под названием «1985».
«+ 1», так сказать. В первой части он анализирует книгу Оруэлла. Во второй изображает свой вариант невеселого будущего.
Первая часть открывает в Бёрджессе чрезвычайно благодарного и внимательного читателя. Следы разложения ему видны в вещах неожиданных. Например, в замене старых метрических систем на одну унифицированную, та, что все делит на 10. Вы же помните, как взвешивали и измеряли в России еще при Шаляпине? Пуды, фунты, версты, вершки, аршины. И во всем мире так было: дюймы, ярды, пинты… Не зря ведь галлоны, баррели и мили американцы не спешат отдавать в утиль, а? И англичане сопротивляются. Это потому что дюймы, ярды, сажени слишком привязаны к человеку: к размаху рук, длине стопы, или носа, или пальца. Это человечные меры. В бесчеловечном мире они не нужны.
Это еще слава Богу, что у нас семь дней в неделе и двенадцать месяцев в году. Французы, к слову, в Революцию вводили вместо недель декады. Месяц делился бы на три без остатка и воскресенье пропадало. И еще слава Богу, что число минут в часе делится на три и на четыре, а не только на пять и десять. Это наличие простых чисел в бытовой математике для Бёрджесса – наличие природной простоты в жизни. Иначе – все под линейку, как в «Городе Солнца» Томаса Мора, то есть фактически – в проклятых городах антиутопий.
Но это я лишь о том, что автор внимателен и оригинален. Рекомендую особо главу «Дети Бакунина». Она об анархизме молодежи, о падкости той на подмены, и о тройном соединении: энергии, искренности и невежества. Еще важно о том, что любви не будет. В светлом будущем. Будет только секс: либо по государственному расписанию и без всякого интереса; либо с оргиями и насилием вплоть до пожаров и кровопролитий. А самой любви не будет. Это в главе «Смерть любви». И вот еще в одной главе у него о богословии.
Итак. Начало 5-го века. Некто монах Пелагий, кельт по происхождению, пораженный развращением нравов во многих христианах, стал возмущенно проповедовать воздержание и чистоту. В ответ же услышал многие голоса о том, что грех силен, плоть немощна, бороться с соблазнами не получается и прочее. Эти речи вызвали его на бой. Богословский бой. И он сказал крайность. Человек может, сказал Пелагий, сам может (!) бороть любые соблазны. Для этого у него есть все необходимое и главное – свобода воли. Этот правильный отчасти тезис, возвеличивающий достоинство человека, стал неумолимо доводиться до крайности. Столь способный к личной святости человек, вероятно, вовсе не испорчен, а значит, первородный грех или древнее повреждение людской природы в нем отсутствуют. Тогда зачем и кого приходил спасать Христос? И что было грехом Адама? Грех Адама – сказал Пелагий – был ошибкой, а не катастрофой. Христос же дает лишь пример, а не лечит и не исправляет. Кто же получается в идеале? Получается человек, не нуждающийся в особой помощи Бога, в благодати, и способный личными усилиями достигать совершенства.