Статьи и проповеди. Часть 12 (19.08.2016 - 01.03.2017)

Правда, кое-что было у евреев из того, чего не было у хананеев. У евреев был религиозный закон, полученный на Синае, было повеление бояться Господа во все дни и стараться исполнять все, что написано в книге Закона. А у хананеев был цветущий разврат, сколь культурно изящный, столь же и гнусный. У них была ритуальная проституция, как женская, так и мужская. Были жертвоприношения бесам, касты жрецов, праздники, отмечаемые посредством оргий. У них было и скотоложство, и гадания, и вызывания мертвых. Тенистые рощи были местом ритуального разврата, в долинах могли сжигать младенцев. Было все то, о чем Господь в Писании говорил евреям: «Не поступайте по обычаю народов этой земли. Не повторяйте мерзостей их, ибо за эти мерзости Я и изгоняю их от лица вашего. Рисунков и надрезов на теле не делайте. Мертвых не вызывайте. Ворожей среди себя не держите. С мужчиной, как с женщиной, не ложитесь. Со скотиной не совокупляйтесь. Если же вы будете это делать, научитесь недолжному, то Я и вас выгоню с земли, текущей молоком и медом. Бойтесь Господа. А теперь входите и овладевайте землею, живите в домах, которых вы не строили. Ешьте плоды, которые вы не насаждали». Вот эта картина Священной истории в некоторых ярких чертах рискует повториться и уже повторяется в бывшем христианском Старом свете.

Какие бы ошибки и заблуждения ни сопутствовали вере мусульманских мигрантов, далеко не всё в их вере ложно. Ложь их видна только в сравнении с Евангелием. Но в сравнении с либеральным катехизисом и нравственными установками современного Запада видна как раз ложь последнего. Мусульмане же выглядят предпочтительнее. Мусульманин верит в будущую жизнь, в Ад и Рай. Это для него незримые до времени реальности. Европеец же сплошь и рядом смеется над подобной «архаикой». Для мусульманина тело — это то, что воскреснет в Последний день. Тело нельзя развращать при жизни и сжигать по смерти. Для европейца ровно наоборот: разврат при жизни — норма, после смерти — в огонь и без мыслей о воскресении. Мусульманин не ценит выше всего собственную биологическую жизнь и тем более биологическую жизнь своего идеологического противника. Выше всех для него законы Всевышнего — так, как их ему объяснили. Поэтому ни умирать, ни убивать он не боится. Европеец же иных ценностей, кроме биологического существования, не знает. Встреча лицом к лицу с культурой, иначе смотрящей на смерть, для европейца грозна и нестерпима. В этой встрече он проигрывает еще на пути.

Ну, а дальше — больше. Дальше пошли половые темы, и малодетность, и аборты, и пляжи нудистов, и женщины без стыда. Все то, что вызывает у мигрантов ненависть и религиозный гнев. Да, они приехали в чужую страну. Они «новенькие». Но забудьте. Полно. Они уже приехали. «Нельзя загорать без трусов на людях», — говорят они, шумной толпой являясь на нудистский пляж с холодным оружием в руках. И перед нами спор немого с глухим. Европеец возмущенно поднимает брови: «Как вы нас смеете учить? Ведь мы же вас приютили». На что Юсуф или Али ничтоже сумняшеся ответствует: «Вы делаете то, что делать нельзя. У вас нет ни веры, ни стыда, ни совести. Вы не просто пригласили нас в гости. Сначала вы разбомбили наши города. Погодите, мы вас еще научим Бога чтить». И как бы нам ни было жалко Курта или Фрица, признать наличие некоей правды в словах Юсуфа или Али мы обязаны.

Женщины, ощупанные и облапанные на площади возле Кельнского собора, — это не только хулиганство. Женщина — первый трофей завоевателя. Самый понятный, знаковый трофей. «На глазах побежденного противника насиловать его женщин — это и есть счастье», — говорил Чингисхан. С тех пор мало что изменилось в психологии победителей. И то, то немкам лезли за пазуху в центре города и в присутствии мужчин, следует прочесть как послание: «Вы слабаки. Мы сделаем с вами все, что захотим. И мы имеем на это право». Вообще «униженные женщины Востока» — это женщины, за которых тревожится множество мужчин: отец, дядя, братья, жених (если есть), потом — сыновья. За европейскую женщину не тревожится никто. Как оказалось, даже полиция и даже в Германии. И женщины первыми, как всегда, чувствуют гибель своей цивилизации. Кожей чувствуют.