Статьи и проповеди. Часть 12 (19.08.2016 - 01.03.2017)

Борьба заповедана нам. Борьба с поражениями, но без уныния и без желания сдаться от усталости. И нужно признать, что падения происходят через зрение главным образом. Если глаза — это окна или иногда зеркала души, то, согласно Иеремии, «смерть входит в наши окна, вторгается в чертоги наши». Не с глазами ли заповедал Господь Иисус борьбу, когда говорил, что лучше вырвать око и кривым войти в Царство, нежели с двумя очами войти в неугасающий огонь? Буквально глаза выжигать или выкалывать себе не надо. Иначе станешь просто одноглазым грешником. Но борьба нужна. Их не выкалывать, их отвращать или закрывать надо в известные моменты. И для этого нужен завет с глазами. Вы ведь не одни, глаза, грешить будете. Вы просто двери в глубь сердца, и эти двери откроются. Туда змей вползет и захочет обитель себе там сотворить. Попробуй его потом оттуда вырвать, вытащить. А сердце, принявшее змеиный помысел или образ, отравит вскоре все тело, всю жизнь, все отношения человека с его ближними. Поэтому берегите глазки, возлюбленные.

Если сварка работает, то ума хватает сказать ребенку: зажмурься, не смотри — это вредно. Но если гадость через очи в сердце стремится проникнуть, то ума не хватает ни себе, ни ближнему сказать: зажмурься, не смотри — это опасно. Смертельно опасно.

И это оттого, что Писание знаем плохо. А если даже знаем, то к жизни, к ранам совести эту мазь прикладываем нечасто. Привыкли к тому, что жизнь отдельно, а вера отдельно. Большего греха и не придумаешь. Ведь если вера жизнью не руководствует, то ее — веры — и нет вовсе. И вот вам слово в помощь: завет положите с глазами своими. Завет — не помышлять о недолжном. Если посмотришь — захочешь, а если глаз не видит, то и сердце не болит. Это действительно оружие в духовной борьбе. Стоит им вооружиться. И не откладывая. Не так подсохшее от поста чрево помогает усмирить плоть, как глаз, закрытый вовремя, избавляет душу и тело от жаркой борьбы с неизвестным результатом.

Итак, завет, завет с глазами. Особенно накануне поста. Потом, видимо, придется говорить и о других заветах. Например, о завете с ушами или с языком. Да и мало ли еще может быть таких заветов. Только заключать их надо, пока не поздно, и исполнять затем с напряжением сил условия заключенного договора.

Мужики, мужики (24 февраля 2017г.)

Чтоб напугать человека нужно немного. Хотя бы прислать ему письмо без обратного адреса.

Чуть дрожащей рукой, сам себе не рад

Открываешь конверт по краю.

Ожидаешь прочесть «Ты попался, гад»

Или — «Помоги. Умираю!»

Как-то так начинается фильм Джима Джармуша «Сломанные цветы». Мужчина получает письмо от неизвестной, с которой у него у него 20 лет назад якобы были отношения (листай теперь, старина, по памяти свой донжуанский список). А в письме сказано, что у него, оказывается, есть сын, которому уже лет 19. И это неудивительно, потому что от любви бывают дети. И я, мол, воспитывала его сама, как независимая женщина. Воспитывала, но теперь он ушел искать отца. Тебя то есть. Ну и все. Ciao. Убить тебя или обнять он хочет, не знаю. Дальше думай сам.

О, как меня всегда интриговала эта тема! Как она меня влекла и завораживала. Отец, встречающий сына 20 лет спустя, — это же фабула «Старшего сына» Вампилова. Пусть сын не настоящий, но старик поверил. Потому что душа болела. Потому что… И что вообще может быть трогательней, смешней и человечней, чем «Старший сын» Вампилова?

А другой сын, отправившийся во взрослом возрасте на поиски биологического родителя, того, который много лет назад осчастливил зачатием брошенную вскоре девушку, это что? Это не что, а кто. Это мой хороший знакомый, которому уже 56. Но тогда ему было 18, и он проехал через пол Союза, чтобы набить морду виновнику своего земного бытия. Найти и набить. За брошенную мать. За безотцовщину. И он разыскал, добрался, махнул для храбрости 100 грамм, позвонил в двери… Двери открыл облысевший, пожеванный жизнью дядя с невеселыми глазами. «Вам кого?», — спросил дядя, и мой хороший знакомый заплакал, сказал «папа» и стиснул родителя в объятьях.

И сколько таких историй, сколько? Будучи у всех разными, особенными, по-своему окрашенными, они все же во многом одинаковы, потому всюду «отец» и всюду «сын» на фоне перепутанной, ушибленной и загадочной жизни, смешанной с грехом в пропорции 50% на 50%. Именно — с грехом пополам.