Стать японцем

Модернизация Японии вызвала оживленную дискуссию по поводу брачных отношений. «Передовые» западники с самого начала ратовали, разумеется, за брак по любви. В связи с возникшей возможностью выбора брачного партнера к 10-м годам XX в. общество созрело для того, чтобы приступить к широкому обсуждению проблемы личной красоты и безобразности. Если раньше она обсуждалась по преимуществу в рамках оппозиции красивый европеец / некрасивый японец, то теперь она приобрела и сугубо личностный аспект. Прежние и теперешние морализаторские сочинения конфуцианского толка настойчиво подчеркивали, что душевные качества намного важнее внешних данных. Однако нынешние жалобы юношей и девушек на собственную неприглядность, низкий рост, излишнюю полноту или худобу, прыщавость и физические недостатки сделались теперь общим местом, что свидетельствовало о появлении йового источника комплексов и стрессов. Газеты того времени полны читательских писем по этому поводу.

Наряду с сетованиями читателей по поводу своей непри-гожести другие источники фиксируют новый для Японии тип нарциссирующего «щеголя», который любуется свой внешностью и телом. В повести (романе) «Затем» Нацумэ Сосэки так живописал своего героя: «Тщательно вычистив зубы и радуясь, как всегда, что они у него такие крепкие и здоровые, Дайскэ снял рубашку и так же тщательно обтер грудь и спину. При каждом движении руками или плечами кожа его слегка поблескивала, словно натертая ароматным маслом и досуха вытертая. Этим Дайскэ тоже гордился. Затем он расчесал на пробор черные волосы, которые ложились послушно, словно напомаженные. Усы, такие же тонкие и мягкие, как волосы, с удивительным изяществом обрамляли губу. Глядясь в зеркало, Дайскэ обеими руками любовно погладил свои полные щеки, точь-в-точь как женщина, когда она пудрится. Он бы и напудрился, появись в том необходимость, настолько он заботился о своей внешности. Иссохшие, как у благочестивых буддистов, тела, изможденные лица вызывали у Дайскэ отвращение, и, глядя на себя в зеркало, он радовался, что не похож на них ни лицом, ни телом. Он ни капельки не огорчался, когда его называли щеголем, ибо старые понятия были давно ему чужды».

В то же самое время «на редкость цветущий вид сочетался у Дайскэ с вялыми мышцами», а «энергетическую подпитку» он обретает, любуясь изображениями тел на картине вовсе не японского, а английского художника: «Суда, мачты, паруса, яркое небо с легкими облаками, темная вода — все это было выписано удивительно четко, а на переднем плане стояло несколько полуобнаженных рабочих. Некоторое время Дайскэ созерцал их спины и плечи с упругими сплетениями мышц и ложбинками между ними, буквально ощущая исходившую от них физическую силу и испытывая при этом радость»²¹.

Победа в войне подняла статус Японии как страны, но вот проблему телесной «ущербности» японца она решить не смогла. Европеец по-прежнему смотрел на японца сверху вниз. Эйфория сменилась «похмельем». Страна понесла большие жертвы, но главная задача — стать вровень с европейцем — так и не была достигнута. Один из героев другой повести Нацумэ Сосэки — «Сансиро» — говорит молодому человеку, своему железнодорожному попутчику в ответ на его замечание, что европейцы — красивы: «Нам остается только пожалеть друг друга. С таким-то лицом, с таким-то слабым телом — сколько ни побеждай Япония Россию, какой бы перворазрядной державой ни стала Япония — ничто нам не поможет. Впрочем, под стать нам и дома, и сады. Вы вот не бывали еще в Токио и не видели Фудзисан [Фудзияму]. Она скоро покажется. Это единственная достопримечательность Японии. Больше похвалиться нечем. Но ведь Фудзисан существует сама по себе. Не мы ее создали»²². Относительно светского раута, устроенного уже после войны, рассказчик («Затем») мимоходом замечает: «Среди множества гостей самыми почетными были англичане: очень высокий мужчина, не то член парламента, не то коммерсант, и его жена в пенсне, настоящая красавица. Просто грешно было с ее внешностью появляться среди японцев»²³.

Нацумэ Сосэки был не одинок в таких оценках японского тела. Ученые мужи вторили ему. Анатом и физический антрополог Адати Бунтаро с горечью писал в 1914 г., что по развитости мускулатуры японцы уступают не только европейцам, но и неграм.

Мода на все европейское с особой отчетливостью стала проявляться после ужасного землетрясения 1923 г., в результате которого пожары практически полностью уничтожили Токио и Иокогаму. Это землетрясение не только унесло сто