Читаем Стать японцем полностью

Одной из социальных «площадок», где полностью сохранялись представления о том, что телесное поведение должно подчиняться строгим фиксированным нормам, был традиционный театр (Кабуки и в особенности Но). Со второй половины периода Мэйдзи традиционный театр получает государственную поддержку, он позиционируется в качестве одного из символов Японии. Высоких гостей из западных стран неизменно приглашают в японский театр. Однако среди европейской публики того времени японский театр вызывал скорее полное непонимание. И^не столько чуждостью содержания игравшихся пьес, сколько самим характером действа и действий актеров. Уничижительный отзыв доктора Бельца может быть признан типическим. «Движения в японском театре абсолютно несвободны, а потому задача [актеров] весьма непроста. Ни одного шага нельзя ступить в естественной манере. Всюду следует быть напряженным, всюду следует подавлять естественные движения, чтобы превратить их в фиксированные. Вот и получается, что такое действо не лишено любопытства, но оно некрасиво. Всё там отличается какой-то чрезмерной строгостью, все там выдает старую Японию, где все подвергалось стандартизации»142. Следует добавить, что отзыв немецкого врача (а также множество других, ему подобных) услышан не был. Потому что для японцев именно «несвобода», фиксированность и «неестественность» движений актера были признаком «настоящей» культуры.

Тщательно пестуемая церемониальность предполагала не слиянность субъектов, а создание между ними определенной дистанции, которая не подлежит сокращению. В воспоминаниях последнего посла Российской империи в Токио Д. Абрикосова содержится анекдотический пример озабоченности японцев такого рода церемониальностью. Он относится к 1923 г., когда в Токио случилось ужасное землетрясение. «Продолжавшиеся толчки сделали ночлег внутри посольства невозможным, и я приказал [японским] слугам вынести из здания ковры и устроить общую спальню на газоне перед домом. Было очень смешно, что старший слуга, который этим руководил, при распределении спальных мест следовал правилам протокола официальных посольских обедов»143.

В руководствах по церемониальному поведению не случайно отсутствует такой способ приветствия, как рукопожатие. Традиционный поклон различается по расстоянию, на котором обязаны находиться люди (чем больше социальная дистанция, тем большего физического расстояния это требовало для общения), и по глубине, с помощью которых и градуируется степень почтения, которую люди оказывают друг другу. Кроме того, поклон может быть исполнен несколько раз. Так, во время аудиенции, данной сёгуном королю Рюкю, тот кланялся 9 раз. В настоящее время самый низкий поклон адресовался, естественно, императору. При приближении императорского поезда к железнодорожной станции собранным там школьникам предписывалось склониться на 30 градусов. При поклонении портрету императора кланяться полагалось три раза. Рукопожатие же (которое во второй половине XIX в. именовали на русском языке «английским») лишает всех этих возможностей. Оно является прежде всего показателем «дружбы», а не «почтения». По этой же причине не утвердились в японской телесной культуре и объятия.

Император Мэйдзи изредка практиковал рукопожатие, но только при встречах со знатными иностранными особами. Первый раз это произошло в 1879 году во время визита в Японию бывшего президента США генерала Гранта. В 1881 г. Мэйдзи обменялся рукопожатиями с королем Гавайев — Ка-лакуа. Равенство августейших особ подчеркивал тот факт, что во время публичного выхода японский император шествовал не впереди Калакуа — они шли вровень. В части рукопожатий во время встреч с европейцами своему императору стали подражать и японские чиновники, но все равно эта форма приветствия в самом японском обществе не получила распространения.

В то же самое время в официальном обиходе рукопожатие могло служить для японцев не только знаком равенства, но и явного цивилизационного превосходства, когда речь шла об общении с дальневосточными соседями. В этом отношении рукопожатие напоминало ту роль, которую играла европейская одежда во время контактов японцев с другими «азиатами». Так, во время проведения победоносной военной операции на Формозе в 1874 г. командующий японским экспедиционным корпусом общался с местным чиновником с позиции сильного. При этом он демонстрировал свое превосходство, в частности, тем, что был одет в европейского кроя мундир и подавал обескураженному китайцу руку для пожатия144.

Точно так же была обречена и другая форма европейского приветствия — поцелуй. В японской культуре поцелуй являлся исключительно сексуальным символом. На некоторых цветных гравюрах сюнга художники действительно запечатлевают поцелуй, но в других ситуациях он никогда не фиксируется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология