Старый дом под черепичной крышей

– Человек – это тайна… Мы с вами, Семён Ваганович, теперь просто не имеем права не довершить начатого… ни я, ни вы. Сами полуголодные ходят, живут тем, что найдут… а поди ж ты!.. Не имеем права …, слышите меня? – у Позолотина выступили на глазах слёзы.

– Не только слышу, но и нутром чую… – велик человек!… вот этому поражаюсь, – добавил Семён Ваганович, – и чем ниже падёт, тем величественнее, восстав, становится… А я для вас тоже подарок приготовил, – и он на минуту, выйдя за дверь, вернулся назад с каким-то коробком.

– Что это? – спросил одними глазами профессор.

– А ничего особенного, – проговорил Семён Ваганович и вытащил из коробка очень старую механическую печатную машинку. – «Ундервуд» называется, – сказал художник и похлопал по её по чёрному блестящему стальному телу. – Будете теперь не авторучкой строчить, а на технике работать.

– Как же вы её достали? Где?! – удивился Вениамин Павлович, – вы же в отбросах не роетесь?

– Всё просто, – договорился с одним шофёром, что всё время к нам мусор возит, вот он и привёз, её даже выкинуть не успели, только несли, прямо в коробке, не новая, но в рабочем состоянии. Лента есть, бумаги у нас завались… – комментировал Крокыч. Конечно не компьютер, но вы уж извиняйте… Да и толку от компьютера, всё равно у нас с вами электричества нет.

Вениамин Павлович взял в руки машинку, прижал её к себе и, не смотря на то, что она была довольно тяжелая, не хотел выпускать её из рук. Да, да, в то время, когда на свалку уже везли старые компьютеры, для профессора подарок Семёна Вагановича был ценнее всего на свете.

....................

После того, как Валет, распрощавшись с Крокычем и Позолотиным, ушёл со свалки, он пошёл, по настоянию товарищей, навестить Никиту и предложить ему, как было решено на сходе бомжей, взять в свои руки издание книги профессора. Потому как Никита был не только доверенным человеком, но и человеком с адресом и пропиской. Потому, как у Никиты, хоть маленькая жилая площадь, но была. А, стало быть, он самым что ни на есть законным образом мог вести любые юридические дела и, пожалуй, самое главное – его почитали за человека исключительной честности.

Когда Валет вошёл в комнату Никиты, тот спал, накрывшись от мух газетой. Газета от его дыхания мерно то опускалась, то поднималась.

– Вот это даёт! – громко проговорил Валет, желая разбудить дворника. – Обчество ему купюры доверило охранять, а он дрыхнет, да ещё открытый. Дверь-то, дорогой, надо закрывать, кассу-то и спереть могут…

– Какую кассу? – спросил Никита, никак не беря в толк, о чём ему говорит Валет.

– Это ты раньше не закрывался, – сказал Валет,– потому как красть у тебя было нечего, разве тебя одного. Только кому ты был нужен?… а теперь тебе опчество доверило, можно сказать, самого себя… вот так… А ты?

– А что не так? – спросил, начиная понимать, что произошло Никита. Мысль окатила его, словно холодной водой: «Оказывается ему, действительно Валет передал деньги на хранение, а он подумал, что это сон».

И тут Валета как будто прорвало:

– Вы посмотрите на него, – всплеснул он руками… артист, ей богу артист… И рожу сделал ничего не понимающую, и дверь открыта,… ну и хитёр-бобёр. Правильно мыслишь, друг – Если бы ты стал ни с того ни с сего запирать дверь, то это уже подозрительно и людишкам хочется заглянуть за эту запертую дверь…, правда,… ну хитёр,… ну хитёр,– и Валет понимающе погрозил Никите пальцем, дескать «Знай наших». Правильно придумал, молодец.

Никита только хотел было раскрыть рот и рассказать Валету о произошедшем, как Валет, не дав ему ничего сказать, начал говорить дальше. – Я тебе даже одну жизненную историю расскажу. Тогда я ещё не бомжевал. Были мы на лесоповале, нас от колхоза на лесозаготовки вербовали. Набралась бригада, поехали. Подошло время зарплату получать, мы и отряжаем одного из наших, Ивана Васильевича, как щас помню. Сел он на поезд и уехал, а у нас душа болит, деньги-то немалые. Подходит время, должен вернуться, мы к поезду, да в вагон. А наш Коваль сидит и лыбится. Мы его Ковалём звали потому, что у него фамилия была Ковалёв. Мы к нему – «привёз?». А он в ответ – «привёз». Мы – «не томи душу». А он вытаскивает из-под лавки мешок не первой свежести, – тут говорит. Развязываем, а там штук пять булок хлеба зачерствелых и узелок с деньгами. Тогда в вагонах не только он один ехал, некоторых карманники пощипали, а он довёз… А ты, молодца… Так я пошёл, скажу нашим, что всё в порядке. – И Валет, попрощавшись, ушёл, так и не выслушав опешившего дворника.

После его ухода Никита ещё какое-то время продолжал лежать. Он вдруг понял весь трагизм своего положения. Оказывается, ему действительно Валет дал на сохранение общественные деньги, а Никита??? Тут он вспомнил, что сунул сумку с деньгами под голову, а вот, когда он проснулся, то сумки этой не было, потому Никита и подумал, что это ему приснилось. «Может быть, сумка там, около вишни и лежит в траве?» – подумал Никита и пошёл во двор, чтобы осмотреть место под вишней. Сумки там не оказалось. Никита сел на траву и обхватил голову руками.