Старые-старые сказки

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи,
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»

А зеркальце отвечает:

«Всех Снежиночка милей,
Всех румяней и белей!»

Едва не лишилась чувств царица от злобы. «Неужели не удалось мне умертвить эту негодную девчонку?» — подумала она и стала день и ночь помышлять о том, как бы погубить царевну. Переоделась она в другие платья, вымазала себе лицо красками до неузнаваемости, отравила сильным ядом красивый гребень, положила его в короб с разными вещицами и отправилась к избушке карликов. Подошла она к ней и начала кричать: «Товары хорошие! Покупайте! Выбирайте!» Вспомнила Снежинка наказ карликов и отвечала в окошечко: «Не смею я никого впускать». — «Жаль, — отвечала переодетая царица, — какие у меня хорошенькие гребешки!» — и с этими словами она подняла отравленный гребень кверху и показала его царевне. Загляделась девушка на красивую вещицу, забыла благоразумные советы своих маленьких друзей и впустила в избушку торговку. Купила она у ней золотой гребешочек и воткнула его себе в волосы: тотчас же подействовал яд, и упала бедная девушка бездыханною на пол. «Теперь уж ты больше не встанешь», — проговорила царица и вышла из избушки.

К счастью, скоро настал вечер и вернулись домой карлики, нашли Снежинку на полу, обыскали ее и вытащили из волос отравленный гребешок; в ту же минуту Снежинка пришла в себя.

Пожурили ее карлики пуще прежнего и вновь запретили ей впускать кого-либо в избушку.

Вернулась царица домой, переоделась и подошла к своему зеркальцу:

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи,
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»

И зеркальце отвечало ей:

«Всех Снежиночка милей.
Всех румяней и белей!»

Схватилась царица за сердце, вскрикнула громко от ярости и поклялась убить падчерицу во что бы то ни стало, если бы даже пришлось ей самой умереть при этом. Выбрала она прекрасное розовое яблочко, отравила его с той стороны, на которой оно было более красивым, переоделась простой крестьянкой, изменила свое лицо, положила яблоко в корзину вместе с другими яблоками и пошла в третий раз к избушке карликов. Подошла она к ней и стала кричать: «Яблоки! Хорошие яблоки!» Услыхала ее Снежинка, испугалась, махнула рукой и говорит: «Ступай прочь, никому не велели мне отворять!»

«Ну хорошо, — сказала переодетая царица. — Я и без тебя продам свои яблоки! Возьми себе одно яблочко в подарок».

«Нет, спасибо, не смею я ничего принимать!» — воскликнула Снежинка. «Может быть, ты думаешь, что яблоки отравлены? Смотри, я сама откушу кусочек. Ах, как вкусно! Никогда не едала ты такого яблочка». При этом преступная царица откусила яблоко с той стороны, с которой оно не было отравлено. Успокоилась царевна и взяла из рук торговки надкусанное яблоко. Не успела проглотить она ядовитый кусочек, как побледнела вся и повалилась замертво на траву.

«Ну, теперь уж настал тебе конец», — произнесла царица, вернулась домой, подошла к волшебному зеркальцу и спросила:

«Ты мне, зеркальце, скажи,
Всю мне правду расскажи,
Кто на свете всех милей,
Всех румяней и белей?»

И зеркальце отвечало ей:

«Ты, царица, всех милей.
Всех румяней и белей!»

Успокоилось завистливое сердце царицы настолько, насколько могла быть спокойной подобная злая и преступная женщина.

Как испугались бедные карлики, когда, возвратясь домой, они нашли мертвую Снежинку на травке, невдалеке от избушки. Тщетно старались они найти причину ее смерти, тщетно вливали они в рот девушке свои целебные капли — Снежинка не приходила в себя.

Уложили опечаленные карлики тело своей приятельницы на постельку, сели вокруг нее и стали плакать. Когда прошло три дня, настало время ее хоронить, но мертвая Снежинка выглядела такой свежей и розовой, что не осмелились они опустить ее в землю; поэтому изготовили они прекрасный хрустальный гроб, уложили в него Снежинку, установили его на высоком холму, и каждый из них попеременно сидел у гроба. Подходили ко гробу лесные звери, и птицы прилетали к нему; горевали и они по почившей девушке, часто кормившей их в холодную зимнюю пору.

Много лет покоилась царевна в хрустальном своем гробике, ничуть не изменяясь и не теряя своей красоты; она оставалась такой же белолицей, краснощекой, темнокудрой красавицей, как и прежде.