Старые-старые сказки

СТАРЫЕ-СТАРЫЕ СКАЗКИ

Дед-Всевед

За горами, за долами,
За широкими морями,
Стар, как стар сам белый свет,
Проживает Дед-Всевед.
Хороши его палаты,
Чудесами тароваты:
Потолок, что неба свод, —
Солнце, месяц, хоровод
Ясных звезд на нем гуляют
И палаты освещают.
В них четыре есть окна,
Вся земля из них видна:
Север с льдистыми морями,
Запад с чудо-городами,
Юг, где пышет зной с небес,
И восток, страна чудес.
Стены тоже не простые:
Три из них все расписные,
И с одной — чудесный вид
Всё прошедшее глядит;
Всё же, что творится ныне,
На другой стене-картине,
А на третьей то, что ждет
В близком будущем наш род;
Над четвертой же стеною
Тьма нависла пеленою,
И не знает Дед-Всевед,
Что там есть, чего там нет.
Остальное все он знает,
Вещим оком прозревает —
Звездам в небе счет ведет,
Видит в почке скрытый плод,
В сердце скрытое желанье,
Внемлет неба содроганье,
Прозябанье корней, трав,
Понимает шум дубрав,
Разумеет песни моря,
Тихий стон немого горя,
Затаенный сердца стон, —
Дед-Всевед недаром он!
Счастлив сердцем кроткий, чистый,
На кого свой взор лучистый
Дед с любовью обратит
И кого он посетит
Наяву иль в сновиденье
Хоть на краткое мгновенье;
Не забудет век свой тот
Песен чудных, что споет,
Сказок дивных, что расскажет,
И чудес, что Дед покажет.
Стоит этот миг один
Многих сереньких годин!
У кого ж бывает чаще
Дед-Всевед — и спит тот слаще,
И несет свой труд дневной
Со спокойною душой.
У кого же есть желанье,
Сам, пожалуй, в подражанье
Деду песни запоет,
Сказки сказывать начнет.

Это все еще не сказка,
А пока одна присказка.
Сказки ж будут впереди!

Анна Ганзен

Спящая царевна

или-были царь с царицей; жили они в довольстве и согласии, одно лишь горе было у них: не давал им Господь деток. Но вот, наконец, родилась у царицы дочь. Обрадовались отец с матерью и справили крестины на славу, задали пир на весь мир. В крестные матери пригласил царь двенадцать волшебниц, которые жили в его стране и пользовались большим почетом. Царь знал, что каждая из них наделит царевну дорогим подарком, и потому приказал принять их с честью, подать им кушанье на золотых блюдах. Знал царь, что живет в стране еще тринадцатая волшебница, да никак он не мог ее пригласить: золотых блюд было у него всего двенадцать. Сильно рассердилась на царя тринадцатая волшебница, как узнала, что не пригласили ее на крестины.

Сели гости за стол в великолепных палатах дворцовых, двенадцать волшебниц рядом с царем и царицей. Едва начала прислуга подавать первые блюда, как вдруг вошла в залу тринадцатая волшебница. Испугался царь, стал перед нею извиняться, усадил ее рядом с другими волшебницами и велел подать ей яства на лучших блюдах, какие только могли найти во дворце. Как заметила волшебница, что ее блюдо не золотое, так решила отомстить царю.

Когда после стола одиннадцать волшебниц подошли к колыбели царевны и одарили ее кто умом, кто красотой, кто богатством, кто добротой, тогда оскорбленная тринадцатая волшебница, не выжидая своей очереди, подошла к младенцу, коснулась его своей волшебной палочкой и сказала: «На семнадцатом году царевна уколет свой палец о веретено и умрет». Замерли все от ужаса, зарыдали царь с царицей. Одиннадцать остальных волшебниц не могли освободить царевну от чар злой своей подруги, так как каждая из них могла всего один раз пожелать что-либо царевне. К счастью, двенадцатая волшебница не успела еще объявить своего подарка, быстро подошла она к колыбельке и воскликнула: «Нет, царевна не умрет, а погрузится лишь в глубокий столетний сон, и разбудит ее прекрасный царевич».