Старые раны (СИ)

Крес чуть приподнял веки и смог разглядеть только мутное пятно сильно исхудавшего лица. Два зрачка грустно блеснули в свете костерка. Ада по обыкновению засыпала почти мгновенно, истомившись за очередной дико тяжелый день. И буря ее совсем не беспокоила — она по-кошачьи примостилась рядом с волчонком, и Крес мог разглядеть только вылинявший волчий череп, который белел из темноты.

— Еще вчера всю съели, тебе просто не сказали, — отозвался Леший из своего угла. Травника видно не было совсем.

— Че это?

— А то бы ныл всю дорогу. Теперь будем жевать сухари. А потом перейдем на мясо, как закончатся.

— Какое еще мясо? У нас есть еще какое-то мясо?! Где?

— У нас еще много свежего мяса. Больше кости и жилок, правда. Но язык мясистый.

— Да, иди ты!

— А ты как хотел, малец? — хохотнул Леший. — Думал, мы тебя терпим только потому, что ты такой интересный собеседник? Если трое идут в тяжелый поход, двое обязательно съедят третьего. Это золотое правило всех отчаявшихся путников.

— Крес не даст меня съесть!

— Ага, он первый перегрызет тебе горлышко. Ведь выбор не велик — кого съесть. Без его удивительной подружки весь поход окажется пустой тратой времени. А без меня вам ни за что до Приюта не дойти. Так что… Слышишь, Крысолов? Я бы начал с его языка и шел бы по наименее важным органам — щеки, уши, пальцы, пиписька…

— Я сейчас с твоего языка начну, если ты не заткнешься, — проворчал Крес, пытаясь уснуть. — Оба заткнитесь!

Замолчали. Вьюга ревела, подражая крику раненой босорки, только гигантских размеров. Может быть, стихия еще поднатужится и унесет весь снег в море?

— Ты… — не выдержал Васса. — Ты правда съел бы мою пипиську?..

— Ага.

— Ну, ты реально не в своем уме, Леший!

— Я ел кое-что и похуже, маленький Васса. Захочешь жить, чего угодно сожрешь. Подожди, еще чуть-чуть и сам себя грызть начнешь — сухарей у нас немного.

Крес застонал и пожалел, что под рукой у него не было подушки, — обязательно нахлобучил ее на свою бедную голову или запустил в этих двоих говорунов. Но под рукой оказалось только седло. Все что осталось от их доброго друга. Зачем Леший все еще тащит его с собой?

— Признайся, Леший, что ты не знаешь куда идти, — продолжал разгонять эту страшную ночь Васса. Крес хотел было бросить в него ботинком, но сдержался. Возможно, волчонок просто боится рева этого ветра еще сильнее, чем сам Крес, и таким образом пытается не думать о собственных страхах.

— Почему ты так решил? — охотно отозвался травник.

— Потому что горы не кончаются.

— А что они не кончаются по естественным причинам или потому что ты решил, что я вожу вас кругами?

— Они должны были уже кончиться!

— А ты знаешь их истинные размеры?

— Нет.

— Тогда почему решил, что они уже должны кончиться по твоему хотению?

— Ну… мы идем уже слишком долго!

— Можешь пойти домой, если хочешь.

— Я просто хочу знать, сколько еще идти, — надулся Васса.

— Я не буду тебя обманывать, мальчик. Мы можем и не дойти.

Волчонок замолчал. Надолго замолчал. Все же не стоило так расстраивать мальчика — все же он держался молодцом всю дорогу и почти не жаловался. Разве что разрыдался, когда стало очевидно, что их дела совсем плохи. Например, в то утро, когда осел не смог встать на ноги. Леший прикончил его, не моргнув глазом. У них появилось много еды, но и ее надолго не хватило.

За кого ему было особенно боязно, так это за Аду — кому-кому, а девушке приходилось тяжелее остальных. К Кресу она совсем не подходила, за ней присматривал Васса. Но волчонок был намного слабее их с Лешим, и иной раз тащить девушку через сугробы было настоящим мучением для парня. И вот тогда волчонок начинал жаловаться. Ворчал и ворчал всю дорогу, заканчивал, как правило, уже ночью, когда не оставалось сил не только идти, но и ворочать языком.

Но в эту жуткую ночь у его маленького друга, очевидно, проснулось второе дыхание.

Крес почти смог провалиться в сон, и тут:

— Слышь… Крысодав? Ты спишь?

Крес наивно полагал, что пацан сам отстанет, если промолчать. Но:

— Эй, Крес? — ткнул волчонок его в плечо.

— Да чего?! — разрозился Крес негодованием и вскочил. Он был готов уже придушить засранца.

— Там это… — забормотал тот испуганно. — Мне кажется Ада… Ей очень плохо.

Сердце Креса екнуло, и следующий его удар он встретил уже подле Ады. Волчонок не соврал — девушка вся горела.

— Я заметил, что сегодня весь день она была какая-то вялая, — принялся объясняться Васса. — Но решил, это она так… опять играется и не придал этому значения. И не ела она совсем ничего, так лизнула пару крошек и все…

Плохо дело. У Ады на лбу разгорался настоящий пожар, дело пахло очень большой бедой. В деревне рок’хи болезнь протекала трудно, и то все обернулось в лучшую сторону благодаря Кише. А на что они могут рассчитывать здесь, где и здоровым приходится изо всех сил сжимать зубы? Завтра придется вылезать наружу, отрывая вход руками, и снова покорять эти непроходимые горы. А если Ада не сможет идти… и без осла…