Старые долги

— Они там у себя, в пустыне, одичали, не знают, что у нас это уже всего лишь административка. Максимум, по комсомольской линии могут вздрючить. Ну да ладно, так даже лучше.

— Это чего это? Предъявлять мне жалкую пятерку это зашквар! Со мной же серьезные люди разговаривать не будут!

— Будут- будут. Закиров-Главный просил передать тебе личные извинения и огромную благодарность, что Азамат на свободе и дома. Благодарность очень приличная. Двадцать процентов.

— Узнаю, Гришу! Чувствуется опытная рука.

— Не, это он сам, я ЕЩЕ не вмешивался. Чувак сам все сообразил. Ты главное запомни. Если кто из наших ментов к тебе обратится, или вызовут вдруг, хотя вряд ли, не тушуйся. Честно расскажи как есть. Работаешь в Управлении, собрался встречаться с покупателем. Но испытывая сомнения, обратился к школьному знакомому, который работает где-то в милиции. Запомнил?

— Как отче наш! Я всегда, как только сомнения, – сразу тебе звоню. Умному, опытному, честному и не жадному.

— Антон, ты же понимаешь, что размер моей нежадности это тема отдельной беседы?

— Эх, Гриш. Проси что хочешь, все получишь. Это у меня просто рефлекс. Я тебе по жизни теперь должник.

— Наконец то не мальчик, но муж! Слушай сюда. Пугачева с Болдиным и каким то Чернавским приезжают в воскресенье утром. Сделаешь так, чтоб я и жена с ней сфотались?

— Не обижайся, но ты идешь третьим номером. Там Горик и Паша с женами. Я им раньше обещал.

— Дык групповое фото! С Гориком и Пашей. И я рядом. И Пугачева. Это, знаешь ли, посильнее Фауста Гете будет.

— Я попробую. Честно. Мы когда увидимся?

— В четверг я позвоню. Ты готовься. Закиров вроде не обижается, но кто его знает. Он прилетает днем в пятницу, и после гостиницы поедет смотреть сборку. Я всю неделю бумаги писать буду. А в четверг позвоню. Лады?

— Ну да.

Стало легче. Категорически не хотелось устраивать войнушку. Мне очень везет, что Гриня это все воспринял как личные нападки. И соответственно среагировал. Сам бы я долго разруливал.

Позвонил Кате и сказал что Колумбия отменяется. Летом поедем в Париж, присмотримся к Сорбонне. Вдруг про неё все врут, и у нас лучше? А она сказала что я и так ей нравлюсь, хотя в Париж очень хочется. А я рассказал, что недалеко от Елисейских полей, рядом с президентским дворцом, есть улица Георга Восьмого. Там бутики один за одним. Для серьезных людей. Всякие Шанель, Барберра, Лагерфельд и прочие Нино Риччи. Вот чтоб по питерским спекулям не шляться, туда и пойдем. У них отличные примерочные, диванчики там всякие, пуфики. Примерять можно как угодно долго, и даже принесут шампанского. Я намерен лично участвовать в примерках. Улица не очень длинная, за день управимся. Катя сообщила, что еще немного и она меня сама завтра украдет. У неё случайно завалялись ключи от одной квартирки на Обводном…

И вот сегодня, уже второй час, Ефрем мне рассказывает какое я чмо. Я бы терпеть конечно не стал, но внутренне понимаю, что он прав. Ему запретил с левыми людьми контактировать, а сам полез. Основная Андрюхина мысль была о том, что он их там бы всех вынес нахер, и мы бы ушли через ресторан. А я его не позвал, что обидно. К концу пары я признал, что был не прав. Но с оговорками.

Когда прозвенел звонок, мы пошли курить на черную лестницу.

— Понимаете Андрей. Вот вся философия вашего рода войск, вся концепция, сквозит в Ваших идеях.

— А у вас, Антон другая концепция?

Мы закурили.

— Конечно! Вот рассмотрим приказ уничтожить какое-нибудь государство. Ну вот Албанию к примеру.

— Почему Албанию?

— Во-первых, недалеко. Во-вторых, что ты знаешь про Албанию?

— Э…там вроде бы Ходжа.

— Вот видишь, ничего про них никто не знает! Это верный признак злодейства, что они замышляют. Так что отправляем Псковскую дивизию. Рассказать что дальше будет?

Ефрем сел на подоконник, и прищурился.

— Ну расскажи.

— Вы промахнетесь с выброской. Возьмете на пару градусов правее и десантируетесь всем кагалом. Через пару дней, когда трахнут не тока все население, но и некоторые трупы, ординарец, наливая утренюю кружку Божоле командиру дивизии, скажет, что трищь полковник, прапорщик Сидоров тут в амбаре местную уестествлял, а она на странном языке ругалась. Орала лямур, жутем, и все уи да уи. Как-то это не по албански. Прям очень матерно. Командир мгновенно протрезвеет, приступит к ориентированию, и осознает что местность вокруг – Альпийский Прованс. Соберет войско и марш-броском двинет по суворовски через Альпы. Измученные и озверевшие десантники, добравшись наконец до Албании ея победят с особым зверством. Ибо нефик уклоняться от десантирования. Сходится?

— Нуууу… мне кажется через сутки бы разобралсь и Прованс совсем не жаль.

— Вот Андрей Валентинович, в этом — весь десант. Вам никого не жаль. Но давай взглянем на нас, на ракетчиков.

— Ну давай.

— Тут все просто. Однажды Албания исчезнет. Ясное дело после приказа. И там заодно соседям прилетит, Югославии с Венгрией, Швейцарии с Италией. Но проблемы негров шерифа не ебут. Ибо сказали вам – на одного линейного дистанции, а вы – столпились.

— Тох, очень сложные метафоры. Я не выспался.