Весь мир вместе с тобой погребен всего под полуторами метрами снега. И с этой точки зрения маленькая лавина огромна, она вызвала вселенную катастрофу.
Снежный метеорит, сгоревший в белом пламени без следа, не замеченный миром. Снежный пепел.
Лавина-карлик.
Но нельзя ею пренебрегать!
Она очень опасна. Опаснее тех, грандиозных. Пылевая лавина. Снег еще не отлежался, не кристаллизировался. Температура внезапно падает. Образуется что-то вроде невидимого снежного катка. Вниз летят пласты свежевыпавшего снега. Тонешь в пенистой снежной волне. Мельчайшая снежная пыль забивается в легкие, заполняет альвеолы, тает внутри тебя, согретая твоей теплотой. А пресная вода душит сильнее морской. Ведь морская — соленая, ближе к крови. А дистиллированная снежная вода бесконечно далека от теплой человеческой крови.
Ты словно бы забетонирован в снегу.
Болгарская лавина. Твоя лавина. Довольно с тебя.
Низкорослая, крепко сбитая. Лукавая. Из-за угла. В отличие от исполинских альпийских лавин, наша не имеет веками проточенного каменного русла. Является там, где ее и не ждешь. Тогда, когда и мысли о ней быть не может! Непредвиденная. Она кажется тебе невероятной, нелогичной, невозможной. Словно бы пошучивая, сбивает с ног, виснет на шее и втаптывает тебя головой в снег!
И, ослепленный, ты прозреваешь.
Так вот что такое лавина!
Валы чистого невинного снега. Снег уснул, и снятся ему самые белейшие сны.
Тихий, кроткий. Опасайся таких!
Спит, сомкнув белые веки. Ничего не видел, ничего не слышал.
Незапятнанный.
Спит, белый младенец. Может и весну проспать.
Но стоит зазвучать дерзким шагам, стоит раздаться вольному возгласу, и вмиг пробуждается лавина.
Тихий беловолосый снег вздрагивает, вспомнив юность.
И он ведь был молод! Буйный, клокочущий поток. Вспененный водопад. Наморщенное, громокипящее облако. Бушующий океан.
И все это был он! Да полно, был ли?!
И вот уже он летит вниз, раздирая пространство нестерпимым грохотом, отголоском буйной своей юности.
В одну минуту жаждет он повторить бытие потока, водопада, грозового облака, океана.
И сминает нас в своих холодных объятиях, чтобы и мы уснули вместе с белым, снова беспамятным снегом.
Чтобы не было шагов.
Чтобы не слышались голоса.
Чтобы и памяти не осталось.
Чтобы все погрузилось в сон!
Казалось, белая искра пронзила Поэта.
Или нет?
Может ли едва зародившееся стихотворение, засыпанное снегом, заледенелое, пробудиться и зажить в чьем-то ином дыхании?
Нет!
Поэтический замысел и воплощение — неповторимы.
Всюду возможна замена. Даже в любви.
Но не в поэзии.
Когда гибнет один поэт, гибнет целый мир.
И никогда не восстановишь его. Никогда.
Можно только гадать…
Жизнь — бесчисленное количество шагов, смерть — один-единственный, и страшно далеко ведет он.
Она всегда странна и нелепа, она — вне твоей воли, а все же ты сам ведешь себя к смерти.
Ты направляешься к ней издалека. И каждый твой шаг определяет весь твой путь.
Ты ничего не знаешь о своей смерти — где, когда, какой она будет. Но ты всю свою жизнь готовишь ее.
И всем своим поведением ты выбираешь, какой она будет.
Твоя смерть не может постигнуть никого другого.
Жизнь твоя может быть зависимой от других жизней, похожей на них, бесцветной, но конец ее — неповторимо твой.
Твой характер очерчивается в твоем последнем вздохе.
Жизнь выражается через смерть.
Каждый в группе погиб по-своему.
Каждый со своей точки, в своем ракурсе увидел рождение лавины, по-разному воспринял и пережил ее.
Каждый, по сути, попал под с в о ю лавину! Каждый погибал в одиночку. И в то же время все мы вместе, в одной общей лавине.
Шестнадцать лавин! Одна другой страшнее и внушительней!
Каждый встречал одновременно свою лавину и лавину каждого из своих друзей. И все это собралось в единую громаду, рухнувшую на нас.
Братская могила в снегу.
Различия, непримиримые противоречия — все исчезло.
Мы слиты воедино перед лицом смерти.
И в то же время — четко разделены, каждый в себе самом, и каждый — в другом.
Совместная смерть. Не так, как в древности, как в знаменитой Тракийской гробнице, куда вместе с вождем уложили его жену и верных коней. Не так, а на равных.
Мы гибнем, спасенные от самого страшного одиночества: от смерти в одиночку.
Должно быть, те шестеро, что стояли у стены в черном туннеле, тоже ощущали это высшее слияние перед расстрелом. Одним из них был поэт Вапцаров. Он мог бы преобразить в песню это ощущение, но песня его расстреляна.
И мы, шестнадцать человек, также встречаем свою смерть в белом туннеле.
Лавина свела нашу суть к единой дилемме: жизнь или смерть? Жизнь против смерти. И в тот миг мы ощутили по-настоящему, что означает быть вместе.
Никто и ничто уже не отнимет этого у нас, не разделит нас.
Все, что было до того, весь пройденный путь, вся наша жизнь — все было одним неудержимым стремлением к абсолютному безраздельному ВМЕСТЕ.
Что может стать опорой в рухнувшем мире?
Альпенштоком пытаемся удержать снежные вихри. Но не во что вцепиться. Выскальзывают из-под ног белые глыбы…