А вокруг вьется белая смерть.
И, достигнув своего пика, буря обмерла.
Ветер, покорный, лижет наши ступни. Мы втоптали его в снег, обессилили.
Останавливаемся — короткая передышка. Изнуренные победители. Альпеншток — в снег, опереться на него ладонями, голову книзу — глубоко дышим.
Не верится, что вокруг прояснилось. Отвязываем веревки. Не можем нарадоваться свободе.
Какое облегчение! Ветер валил на наши плечи целую гору. А сейчас гора упала с плеч!
Кто не испытал этого, не знает легкости воздуха.
Дара скидывает лямки рюкзака, и неодолимая усталость валит ее на снег.
Последние снежинки слетают с низких облаков. Солнце дает о себе знать. Кругом волнится снег — неспокойные следы бури.
Пейзаж постепенно выходит из хаоса, приходит в себя. Вдалеке жемчужиной искрится заснеженный гребень горы.
Оператор отряхивает камеру, и глаз ее, на время ослепленный, вновь широко раскрывается, чтобы заснять чудесную картину.
Поднимаемся, оглядываем огромное пустое пространство со всех сторон — вершина! Мы и сами не можем объяснить, как мы добрались сюда! Мысль о том, что мы уже так высоко, заставляет нас усомниться: да на земле ли мы вообще!
После такой победы в горах человек на равных с безмерной Вселенной, он больше не чувствует себя безмолвным и одиноким.
Затишье — плохой предвестник!
Но мы успокоились. Для нас позади самое страшное — испытание на выносливость. Испытание на сплоченность. Испытание загадочного существа МЫ. Никто не сдался.
Теперь мы ничего не боимся.
Но Асен, который одновременно и с нами и вне нас, рассуждает более трезво:
— После бури — всего светлее, но и опаснее всего!
— Кончай, философ! — Дара пренебрежительным взмахом отбрасывает его слова далеко, за горы!
Расслабленные усталостью и торжеством, победители уязвимы для поражения.
Миг блаженной слабости.
Взгляд проясняется. Вершина. Заново открываем бесконечность. Горы принадлежат нам. И мы принадлежим горам.
Бранко угощает всех винными ягодами. Мы поздравляем его:
— С днем рождения!
— С совершеннолетием тебя, как сказал бы Деян!
— Пусть жизнь твоя будет сладкой, как эти ягоды!
Для того чтобы с такой полнотой ощутить вкус этих земных плодов, мы должны были пройти через ад. А теперь мы впиваемся в самое сердце нашей планеты: сморщенное, иссохшее, крохотное, но переполненное сочной липучей сладостью и бесчисленными хрусткими семечками — зародышами завтрашних плодов.
Перед нами металлически-серые скалы. Ветер раздел их донага, освободил от снежного покрова. Местами они так заострены, так пугающе нависают — снежинке даже негде здесь задержаться. И зияет пространство, как лунный кратер.
К подножию скалы притулилась засыпанная снегом надгробная пирамидка. Скорее воображением, чем взглядом, различаем мы табличку с именами.
Вожак указывает рукой:
— Здесь трое погибли.
Звучит как-то неуместно. Напоминание о смерти всегда неуместно, даже когда ты в двух шагах от нее.
Раздается еще более неуместный вопрос Поэта:
— Как это случилось?
Профессиональный недуг поэтов — спрашивать именно о том, о чем не нужно спрашивать.
Вожак вынужден объяснить. Он прибегает к обтекаемым выражениям:
— Поднимались на скалу и нечаянно вызвали лавину.
Ну, о таком и самый неопытный догадается!
Но оператор спрашивает наивно:
— Они что, новичками были? — В голосе его чувствуется угодливое желание напомнить нам, что мы-то не новички, в отличие от тех троих.
Насмешливо звучит ответ Никифора:
— Один был ведущим нашим специалистом по лавинам.
Все смолкают. Даже не оборачиваясь, мы замечаем, как тень тревоги перекосила лицо Суеверного. Мы долго вглядываемся в скалы, измеряем взглядами, поднимаемся мысленно шаг за шагом.
Минута молчания — дань погибшим. В наступившей тишине улавливаем странное дуновение. Вздрагиваем, словно от предупреждающего вздоха мертвых.
Поэт выждал время, мысль его оформилась, и теперь он снова произносит несколько вполне неуместных фраз:
— Каждый уверен, что с ним-то ничего не случится! Другие погибают, но я уцелею… А когда приходит время на себе испытать последствия подобной самонадеянности, тогда уже поздно!..
Заглядевшись на пирамидку, Асен напоминает:
— Ошибки направляют нас по самому верному пути…
Все это эффектные афоризмы, но никто не принимает их всерьез.
В ТИШИНЕ пробуждаются амбиции.
Мы снова вспоминаем о вершинах.
Усталость забыта. Далекие горизонты зовут.
— Куда теперь? — нетерпеливо спрашивает Бранко.
Вожак раскрывает карту. Головы склоняются. Это для того, чтобы уверить себя в соблюдении коллективного принципа. Ведь маршрут определен еще в Софии. Палец вожака ползет по красной линии к месту нашей гибели. Уже совсем близко, один лишь шаг!
Асен замечает это со стороны и предупреждает:
— По правилам мы должны держаться связками вон там, на краю!
И как ему пришло в голову налегать на это «по правилам»?
— А по исключениям? — дразнит Насмешник.
— Давайте напрямик отсюда! — предлагает Горазд.