Старая крепость

Наступает ночь, однако пространство вокруг форта освещается взлетающими тут и там ракетами. Периодически, где-то со стороны главного вала, хлопает миномёт, запуская осветительную мину. Она взмывает вверх и плавно опускается, надолго заливая светом Северный остров. Нельзя сказать, что светло как днём, но выбраться из форта незамеченным практически невозможно.

Внезапно, на лестнице раздаётся шорох: кто-то поднимается на второй этаж. В мгновение ока сдёргиваю со стола пулемёт и направляю ствол в дверной проём. Русские?

– Парни, где вы тут? – раздаётся в темноте жалобный голос.

– Чёрт, Хефнер! Я тебя чуть не пристрелил! – громко возмущаюсь я, но палец со спускового крючка убирать не спешу.

В дверях появляется худая фигура нашего стрелка.

– Да мне что-то стало страшновато одному, – признаётся Карл, осторожно входя в комнату.

– Одному? А где остальные?

– Так нет больше никого, – пожимает плечами Хефнер, – Гётце и Шлимана забрали на правый фланг, – там, вроде как, возможен прорыв русских к Восточным воротам.

– Ты хочешь сказать, – нас всего трое здесь? – интересуется Рюдигер.

– Получается, что так, – соглашается Хефнер.

– Прекрасно! – в сердцах бросаю я.

– Да вряд ли русские будут прорываться здесь, – пытается успокоить меня стрелок, – к тому же там, за домом, самоходка стоит, – её починили.

– Откуда сведения?

– С танкистами говорил. Обещали, в случае чего, огоньком прикрыть. Правда, снарядов у них всего четыре, зато к пулемёту, – полный боекомплект!

– И где они сейчас?

– Вроде как, спать легли.

– Отличное прикрытие, – ворчит Рюдигер.

– Ничего: стрельба начнётся, – проснутся, – переставляя свой MG-34 обратно на стол, замечаю я.

– Это точно, – радостно скалится Хефнер.

– Ох, и струсят тогда с перепугу, – мерзко хихикает Рюдигер.

– Ладно, смех – смехом, а звезда – кверху мехом. Втроём бодриться – точно не выспимся. Нужно поделить ночь на смены.

– Какая звезда? – недоумённо интересуется Отто.

Вот ведь морда нерусская, – матерюсь про себя, но вслух отвечаю:

– Долго объяснять. Значит, делимся так: до нулей сторожит Хефнер, до двух – я, до четырёх утра – Рюдигер. Вопросы? Вопросов нет. Бдим на первом этаже, в случае чего, – стреляем, не стесняемся.

Отправив Хефнера вниз, укладываемся на кровати. Мне не спится, а Отто, такое ощущение, потерял сознание сразу, как только коснулся головой подушки. Сначала было нормально, но потом Рюдигер затеял такой храп, что хоть уши затыкай. Промучился до смены, но уснуть так и не смог.

– Во даёт! С лестницы слышно! – восхищённо произнёс Хефнер, поднявшись наверх.

– Ага, удачи заснуть! – буркнул в ответ, – Давай винтовку, пойду дежурить. Всё спокойно?

– Как никогда! – заверил меня стрелок, забираясь на кровать, – Тишина и спокойствие!

Я спустился вниз. На первом этаже царил такой же беспорядок, как и на втором. Выглянул во двор: никого, метрах в двадцати стоит самоходка. Низкая, приземистая, грозная. Танкисты, похоже, и впрямь спят: даже охранения не выставили. Вот вояки! Возвращаюсь в дом. Всё тихо. Обосновавшись в комнатке – близнеце той, в которой сейчас спали мои камрады, я принялся наблюдать за освещаемым неестественным светом ракет фортом.

Прошло минут сорок, мои глаза начали потихоньку слипаться. Встряхивая головой, пытаюсь взбодриться. Взгляд скользит по испещрённой воронками земле. Опа! Здравствуйте! Сон как рукой сняло: замечаю фигуру, бодро двигающуюся в нашу сторону. Судя по характерной форме фуражки, – это явно русский, причём не рядовой. Вскидываю маузер к плечу, упираясь цевьем в подоконник. Фигура в прицеле особо и не прячется, – пригнувшись и прижимая колотящий по бедру планшет, неизвестный командир уверенно перебежал от воронки к дереву. Так мне его не видно, – пусть высунется немножко… Палец замер на спусковом крючке. Сердце бешено колотится, во мне проснулся охотничий инстинкт. Ещё одна перебежка. До русского, – метров пятьдесят. Нужно подпустить поближе, чтобы наверняка. Стоп! Меня будто обжигает изнутри. Это же наш, русский! Какой ещё ваш? – нетерпеливо вопрошает меня внутренний голос, принадлежащий явно Максу Ланге, – давай, стреляй! Так, стоять! Я, – вообще-то, тоже русский! Или ты забыл? С трудом, но запихиваю своего внутреннего немца в глубину подсознания. Нельзя мне стрелять! Попробуем по-другому.

Неизвестный, тем временем, приближается. До него уже метров пятнадцать. Так, залёг в воронке. Ещё чуть-чуть – и можно брать. Руки вспотели. Отставив винтовку, вытираю их об штаны. Вот, вылезает! Но что это? Русский встал на край воронки и поднял руки, зажав в каждой по белой тряпке. Он что, – сдаётся? Видя, что никакой реакции его появление не произвело, начинает медленно двигаться к моему дому, помахивая своими портянками. Пора! Вполголоса, чтобы не услышали камрады сверху, командую:

– Halt!

Потенциальный пленный сразу останавливается, испуганно пялясь в темноту, и начинает частить, мешая русские и немецкие слова:

– Сдаюсь! Капут! Не стреляйте! Капитулирен!