Так, и что теперь делать? В голове, – полный сумбур. Нужно успокоиться. Что мы имеем на данный момент? Я подобрал с пола схему Восточного форта. Нашим здесь ещё держаться два дня. Потом, – налёт авиации, двухтонная бомба и конец последнему очагу обороны. Майор Гаврилов останется жив и попадёт в плен только в конце июля… Значит, шанс выбраться из форта всё-таки есть. Главное, – держаться майора и всё будет пучком. Вот он, – подходящий момент для перехода! Раз Скрипник смог незамеченным пробраться до немецких позиций, – то и я смогу тем же путём дойти до форта. Что уж я там буду говорить Гаврилову, – покажет обстановка, но находиться дальше в шкуре немца становится чревато. Рано или поздно, мне придётся стрелять и убивать своих предков, а на это, как говорил один киношный персонаж, «я пойтить не могу». И так считаю подарком судьбы тот факт, что за пять дней войны мне посчастливилось не замараться уничтожением своих. Итак, – решено.
Теперь нужно создать комфортные условия перехода. За Скрипника я не переживаю, – этот меня вряд ли запомнил, а, если и запомнил, – дальнейшая судьба его незавидна. После того, как он всё выложит немцам, – его просто расстреляют. Уж я-то этот приказ «о комиссарах» помню. Так что планшет и документы оставлю здесь. А вот схему Восточного форта с пометками предателя, – возьму с собой. Будет чем удивить Гаврилова. Политрук, конечно, на допросе расскажет, что рисованный им план пропал, но мне это, честно говоря, будет к тому времени уже совершенно фиолетово.
Смотрю на часы: скоро два, пора будить Рюдигера. Скрипник пока в ауте, так что можно смело идти наверх. Поднимаюсь по лестнице, – из комнаты доносится богатырский храп. Надо же, – Хефнер мало того, что умудрился уснуть рядом с Отто, так и сам выдаёт не хуже Рюдигера, – только занавески развеваются! Тщетно пытаюсь растолкать своего второго номера, – не просыпается! Шуметь нельзя, поэтому решаюсь на хитрость. Наклоняясь к самому уху Рюдигера, шепчу:
– Отто! Проснись! Чеснок украли!
Не знаю, что уж больше возымело на него действие: мои слова или штык, которым я покалывал в бедро своего напарника, но Рюдигер моментально проснулся.
– Что? Где? – вскакивая, зашарил руками Отто, нащупывая свою винтовку.
– Тсс! Тихо! Смена. Хефнера не разбуди! На месте твой чеснок, пошутил я. Пошли, – чего покажу.
Убедившись, что чеснок и Родина в безопасности, кряхтя, как столетний дед, Рюдигер встал с кровати. Почёсывая бедро и отчаянно зевая, Отто стал спускаться вниз по лестнице.
– Чего-то задница болит.
– Ну, я не знаю чем вы тут с Хефнером занимались, пока я дежурил…
– Что?! – сонливость с Отто как рукой сняло.
– Да расслабься, – шучу я! Хотя… Любовь, как известно, зла…
– Дурак! – беззлобно выругался Рюдигер.
– Ладно, смотри, – зайдя в комнату, я показал на лежащее тело.
– Ох, мать моя – женщина! Кто это? – подпрыгнул от неожиданности Отто, пытаясь сдёрнуть с плеча винтовку.
– Комиссар, – лаконично ответил я.
– От… откуда он здесь?
– В гости зашёл, пока вы спали. И я его, – того… В плен взял. Прикладом по башке.
– И что теперь с ним делать?
– Сейчас приведём в чувство, – и веди его к Раушу. Насколько я понял, – это перебежчик из форта, хочет что-то важное сообщить.
– Так ты его допрашивал? – глаза Рюдигера от удивления чуть не вылезли из орбит.
– Немного. Моего русского недостаточно для полноценного допроса, но кое-что понять удалось.
– Ну, ты даёшь! – восхищённо произнёс Отто, наклоняясь к лежащему Скрипнику.
– Укусит! – пугаю я Рюдигера. Тот, как ужаленный, отскакивает от политрука, ударяясь каской об стол.
– Да что ты ведешься-то постоянно? – еле сдерживая смех, шёпотом выдавливаю я.
– Ну тебя к чёрту!
– Ладно, давай будить это тело.
– Обыскивал?
– Обижаешь! Вот его планшет, документы и оружие. Кстати, – сними-ка с него ремень и портупею.
Отто, чертыхаясь, переворачивает политрука на спину:
– Тяжёлый, зараза! Откормленный!
– Это потому, что он без сознания. Обмяк, – вот и кажется тяжёлым. Давай его амуницию сюда.
Вкладываю ТТ в кобуру, документы убираю в планшет и протягиваю всё это Рюдигеру:
– Держи, передашь Раушу. И этого отведёшь, – сейчас мы его поднимем.
Пинаю лежащего в бок, – никакой реакции. Да, хорошо я его приложил. Придётся потратить драгоценной влаги. Отвинчиваю пробку и брызгаю на лицо политрука. Тот моментально приходит в сознание, делает глубокий вдох и со стоном открывает глаза, пытаясь подняться, но тут же падает обратно. На этот раз пинок под рёбра приводит его в чувство.
– Ааа, – держится Скрипник за голову и пытается встать.
Помогать я ему не собираюсь, поэтому процесс обретения предателем вертикального положения в пространстве затягивается.
– Aufstehen!
После призыва подняться, – дело идёт на лад. Пусть немецкий язык и не мелодичен, но команды на нём действуют на людей просто магическим образом! Особенно, – на войне.
Политрук уже не так словоохотлив, – видимо, удар прикладом по голове пошёл на пользу. Ну и славненько: успеет ещё наговориться.
– Веди его!
– Komm! – машет стволом Рюдигер и Скрипник, пошатываясь, выходит в коридор.