Старая крепость

Мы двигаемся тем же путём, что и утром 22 июня, когда наша штурмовая группа стремительно ворвалась на Центральный остров. Правда, на этот раз, следуем в обратном направлении, – к Тереспольским воротам. Солдаты лейтенанта Хурма смотрят на нас со смесью восторга и восхищения. Их можно понять, – они ещё не успели толком поучаствовать в сражении и мы для этих молодых парней сейчас, – настоящие герои, прошедшие через ад. Не буду скрывать, – чувствовать это было очень приятно, даже несмотря на навалившуюся усталость. Двое суток в окружении, отражая атаки русских, – звучало неплохо. Над Тереспольскими воротами и зданием казарм 333-го полка уже развевались немецкие флаги.

– Вот дают! Уже территорию пометили! – кивая на полотнища, удивляется Викинг.

– Ага: только вошли, – и уже флаги воткнули! Ещё и пороха не успели понюхать, а уже героев из себя корчат! – подхватил Отто.

– Угомонись, ветеран! – осаживает его Йенс.

– Нет, ну а что? Я не прав, что ли? Макс! – апеллирует Рюдигер ко мне, поправляя ремень своего маузера.

– Может, они их повесили, чтобы наша авиация на жахнула по своим?

– Да уж конечно! – возмущённо фыркает Отто, – Ты за эти два дня видел хоть один наш самолёт над крепостью? Где они, – эти хвалёные асы Геринга? Мы, тут, значит, воюем не щадя своей жизни…

– Рюдигер, – заткнись уже! И так башка гудит, а тут ещё ты! – недовольно обрывает его Викинг.

Мы бредём по изрытой воронками земле, старательно обходя трупы, валяющиеся в беспорядке у нас на пути. Первыми ведут пленных красноармейцев, захваченных ещё утром 22-го. Эти доходяги несут импровизированные носилки с ранеными, хотя сами выглядят не многим лучше перебинтованных немцев. Данный факт не является чем-то удивительным, – за двое суток никто русских не кормил и уж, тем более, не поил: воды у нас самих не было. Чуть поодаль, за носилками идём мы, позади пыхтят радисты со своим «Телефункеном», который не раз спасал наши жизни в церкви. Кюхлер пытался запрячь для переноски рации красноармейцев, но Рауш был категоричен: своё барахло несите сами. Пленных русских едва хватало для транспортировки раненых. Даже Шойнеманн шёл сам, опираясь на Хефнера.

Я жадно смотрел по сторонам, пытаясь запомнить Крепость такой, какой её никогда не видел там, в прошлом, да уже никогда и не увижу. Дым, развалины, битый кирпич под ногами и трупы, трупы, трупы. Безрадостная картина. Но Крепость сражается! Если у нас здесь относительное затишье, то со стороны Северного острова и Трёхарочных ворот стрельба не прекращается. Ну, вот мы почти и дошли. В проёме Терспольских ворот нас встречает какой-то майор.

– Это Фрайтаг, – командир батальона, – шепчет мне на ухо один из солдат Хурма.

Мы останавливаемся, к майору подходит Рауш и, молодцевато козырнув, бодро докладывает. О чём они говорят, – не слышно, но очень хорошо видно, как майор крепко пожимает руку нашего взводного.

Пленных красноармейцев, тем временем, куда-то уводят, к носилкам с ранеными подходит невысокий энергичный фельдфебель с повязкой медика на рукаве. Судя по всему, – это фельдшер. Он осматривает раненых и что-то говорит подошедшему ассистенту. Тот кивает, торопливо записывает и прикалывает на грудь лежащим какие-то бумажки. После этого, ожидающие команды фельдшера немецкие солдаты, берут носилки и тут же уносят раненых через мост.

Вернувшийся от майора Фрайтага, Рауш сообщает, что наша группа до особых распоряжений пока направляется на отдых, – в расположение 12-й роты 133-го полка. Это здесь, рядом, на Западном острове. Изображаем подобие строя, идём через мост. Трупы с него уже убрали. Здесь практически нет запаха гниения человеческих тел, зато есть освежающий ветерок с реки. Оказавшись на Западном, – недолго идём по дороге и сворачиваем вправо. Здесь уже стоят палатки пулемётчиков двенадцатой роты, куда мы и направляемся.

Эх, как же это здорово, – вдоволь напиться воды и смыть с себя грязь и пот, пропитавшие нас насквозь! Мы плещемся в реке, не обращая внимания на стрельбу и взрывы в Крепости. Кажется, что война, – это где-то там, далеко. Пусть другие сражаются, – у нас заслуженный отдых. К сожалению, сменного белья нет, но такая мелочь сейчас не может испортить нам настроение. Мы молоды и мы живы, а остальное, – ерунда, мелкие неудобства! Намывшись и выстирав форму, валимся на траву. Хорошо!

На мосту не прекращается движение: бегают посыльные, какие-то подразделения следуют на Центральный остров, в обратном направлении ведут понурых пленных, несут раненых. Там по-прежнему идёт бой, – русские сражаются.

После обеда появляется наша взводная повозка, которую ведёт Кепке. Даже его мы сейчас рады видеть! Видно, что ездовой боится: вздрагивает буквально от каждого выстрела и пригибает голову от далёких разрывов, настороженно озираясь по сторонам.

– Здорово, крыса тыловая! – жизнерадостно хлопает его по плечу Отто, – Где мой ранец, – привёз?

Кепке ошарашенно смотрит на Рюдигера, не в силах от такой наглости и фамильярности вымолвить ни слова.

– Чего замер, как статуя? Оглох, что ли? Вещички, – спрашиваю, – привёз?