Старая девочка

Так вот, — говорил Смирнов, — даже если это так и есть, Вера из ненависти к нам никогда и ни при каких условиях на это не пойдет. Тут—то Пирогов и выходит на сцену. Он ровен, надежен, к безумной любви относится иронически. Ему это и тогда не мешало, что его не любят, как Пушкарева, и сейчас особенно мешать не будет. Любит Вера Берга и пускай себе любит дальше, главное не это, а то, что он, Пирогов, теперь с ней в постели. Кроме того, что тоже немаловажно: человек он глубоко порядочный, честный, зарабатывает достаточно.

В общем, — говорил Смирнов, — она, насколько я ее понимаю, скорее выберет Пирогова, чем Пушкарева. То есть не обязательно Пирогова, но такого человека, который на Пирогова похож, а всего бурного, рискованного, всяческих там любовных страстей и страданий она испугается, она и так чересчур много в последние годы страдала, сейчас в ней нет ничего, кроме страшной усталости”. У Смирнова, несмотря на преклонный возраст, был удивительно открытый ум, и Ерошкин, когда слушал его, готов был согласиться, что да, действительно, Вера устала, и это уже навсегда, тем не менее они потом заложились, поспорили на две бутылки: он поставил на Пушкарева — тот и сейчас был красив и элегантен, как настоящий гимнаст, а Смирнов — на Пирогова.

“Чтобы сделать Пирогова готовым к союзу с Верой, — говорил Смирнов день спустя на летучке, — нам, без сомнения, придется отнять у него столько же, сколько мы отняли у Веры. Только тогда у этого союза будет прочный фундамент. Пройдя через одинаковые испытания, пережив оба потерю своих близких, они научатся уважать чужие страдания, чужую память, сделаются друг к другу терпимы, ласковы, заботливы. До некоторой степени это вообще будет идеальная пара”.

Если допрос Пушкарева Ерошкин начал с финала его отношений с Верой и от него, от конца, пошел к началу, то первое, что он спросил, допрашивая Пирогова, знает ли тот, кто такая Вера Радостина, и если да, то где он с ней познакомился. “Обычно где, — ничуть не удивившись, сказал Пирогов, — на танцах”. — “Вы любите танцевать?” — “Да нет, — пожал плечами Пирогов, — я танцевать вообще не умею. Но смотреть на танцы мне всегда нравилось, я даже на балет ходил. Кроме того, на танцах и девушек красивых много, и знакомиться куда приятнее, чем на улице”. — “И как же вы с Верой познакомились?” — “Да просто: подошел, когда увидел, что она с подругой уходить собирается, представился, сказал, что преподаю здесь же, на курсах. Танцы наши командные курсы и устраивали, чтобы курсантам было где себе жену найти и служить они ехали уже семейными. Семейные лучше служат, ответственнее, добросовестнее, и спортсмены женатые тоже лучше, это я вам как профессионал говорю.

Кстати, танцы у нас, из—за того, что на них жениха найти легко было, большой популярностью в Москве пользовались. Девушки самые лучшие приходили. Ну так вот, я к ним подошел и предложил их проводить, они естественно, согласились. Тогда, хотя уже потише стало, все равно в Москве с провожатым, да еще боксером, идти куда приятнее было, чем в одиночку. Проводили сперва ее подругу Нину, она, как сейчас помню, жила в Старосадском переулке, а потом я пошел провожать Веру в Лялин.

По дороге я ей все про себя выложил: и кто, и откуда, и чем занимаюсь; с ней вообще разговаривать было просто, все о себе рассказать хотелось. Я человек довольно молчаливый, а тут, по—моему, рот не закрыл ни разу. Сказал, что у меня мать, сестра Наташа на два года меня моложе и брат Василий, который учится в балетной студии. Он меня к балету и приохотил. Сказал, что живу в Казарменном переулке, это от ее Лялина совсем близко. Да, я еще забыл, что, когда на танцах ей представился, назвал себя не Пирогов, а так, как я обычно шутил. Зовут меня Лев Николаевич, вот я часто и представлялся как Лев Николаевич Нетолстой”.

“Понятно, — сказал Ерошкин. — Ну и как дальше складывались ваши отношения с Верой? Наверное, что называется, ровно и по восходящей?” — “Да нет, — ответил Пирогов, — сначала никак не складывались. Недели через две со мной на танцы пошел мой приятель, тоже преподаватель наших курсов Дима Пушкарев. Вот у них все и вправду складывалось ровно и по восходящей”. — “То есть, — переспросил Ерошкин, — я вас, кажется, не понял, если можно — объясните”. — “А чего тут объяснять, влюбились они друг в друга без памяти — и все”. — “И что потом, она за этого Пушкарева замуж вышла?” — снова поинтересовался Ерошкин. “Да нет, — сказал Пирогов, — Дима еще дитя был, женщин совсем не знал, не понимал, что ему в жены нужна не такая девочка, как Вера, а чтобы еще и матерью была. Они потом на какой—то ерунде в кровь поссорились, страдали оба, не знаю как, но ни тот, ни другой шага навстречу сделать не хотел, а может быть, боялся, я вам точно сказать не могу.