Читаем Старая девочка полностью

Он замолчал, и Смирнов, подумав, что Берг сказал все, что собирался, захотел уточнить: “Если я вас правильно понял, — заметил он, — от нас требуется немногое. Освободить вас и выдать документы на имя вашего брата Иосифа”. — “Это не все, — ответил Берг. — Иосиф — мой родной брат, и я ни при каких условиях не пойду на прямой обман, не стану говорить Вере, что он жив. Разница, может быть, невелика, но для меня она важна. У евреев еще полвека назад существовал древний левиратский брак. Если у женщины умирал или погибал муж, она автоматически становилась женой одного из братьев умершего, а дети брата — его детьми. Так моя мать стала женой отца Иосифа. Поэтому мне необходимо, чтобы вы в Гражданский кодекс внесли статью о левиратском браке; она может быть и секретной, только тогда я смогу прийти к Вере и сказать, что я ее муж и я вернулся. Обмануть надолго я Веру вряд ли сумею, но, — подвел он итог, — надеюсь, что, когда правда откроется, она уже будет жить, как все”. — “Ясно, — сказал Смирнов. — Ну что ж, похоже, выбирать нам не из чего: левиратский брак так левиратский брак, думаю, мы примем эти условия”.

Едва Берга увели, Смирнов решил поддержать Ерошкина и сказал: “А он неглуп и поет хорошо. Помните, что он обмолвился по поводу Сталина. Может быть, она и вправду сделает петлю. Постараюсь убедить Ежова пойти в Кремль и по этому поводу переговорить. А насчет сатанинского племени, я думаю, Вера зря. Все мы одним миром мазаны”.

Через день после этого разговора Смирнов забрал Берга себе, а Ерошкину велел пока заниматься другими подследственными, причем поспешить, так, чтобы в два месяца весь этот этап работы окончить. Берга Ерошкину было жаль, он понимал, что это козырная карта, кроме того, без подсказок Берга многое в Верином дневнике ему было неясно. И все же он от Берга настолько устал, что, когда после выходного, утром в понедельник конвой привел ему на допрос Юру Колпина — с Соловьевым Ерошкин решил пока повременить, — он почувствовал вдруг, что совершенно счастлив и, пожалуй, был не прав, когда катил на Смирнова бочку.

Колпин был из тех, кого Берг сразу окрестил “малыми любовниками”; были большие, как тот же Дима Пушкарев, как Соловьев, а эти были малые; в Вериной жизни они занимали совсем небольшое место, но это не значило, что Веру они любили меньше. Всего этих малых любовников было шесть штук, никто никаких надежд на них не возлагал, и все же в Верином деле было так много странного, что сразу же было решено, что попытаться использовать надо и их.

От Колпина Ерошкин не ждал ничего нового. Вера миновала их всех, и Ерошкину казалось, что, не будь дневника, — давно бы забыла. Но дневник все менял, благодаря ему она те встречи, что у них были, помнила куда яснее и четче, чем они, разница была очень велика. По их словам, они до сих пор ее любили, все время ее вспоминали, но то, как они о Вере помнили, было необычайно скучно. Ерошкин никогда бы не признал в их рассказах Веру, а у нее они сохранились, будто живые. Наверное, из-за этого он то и дело ловил себя на том, что бросает вести протокол, записывать было нечего, куда легче просто взять ее дневник и настричь оттуда куски, заменив Верино “я” на “я” Колпина или кого-нибудь следующего.

Юра попал в Верину жизнь вместе с очередной обновой и так и остался с ней, обновой, навсегда связан. Ей тогда из маминого плюшевого полупальто сшили жакетку с обшитой мехом круглой пелериной, и к ней очень подошла папина соболья шапка, тоже круглая, с бархатным верхом. На катке при встрече Юра сказал, что в новом костюме Вера похожа на Ленского, и она сочла это за тонкий комплимент, но и без Ленского кататься на Чистых прудах в жакетке было очень удобно. С катка они пошли в “Колизей” смотреть новую картину, а пока она не началась, устроились в буфете и поминутно, неизвестно чему смеясь, веселые и довольные, пили лимонад.

В зале Юра, естественно, сел рядом с ней. На этот раз шла “Пиковая дама” и Германна играл Иван Мозжухин. Вера обожала кино, боготворила Мозжухина, она была захвачена тем, что происходило на экране, и все равно как-то боком несколько раз заметила, что Юра пристально на нее смотрит. Потом она совсем о нем забыла и вдруг неожиданно почувствовала, что его рука накрыла ее левую руку, ту, что она держала на коленях. Дальше он еще немного выждал, наверное, боялся, но Вера не двигалась, и Колпин, решив, что все в порядке, начал легко, одними пальцами, поглаживать ее руку. Забыв про Мозжухина, Вера сидела ни жива ни мертва и лихорадочно соображала, как, не уронив достоинства, избавиться от этого ухаживания. Все, что делал Колпин, казалось ей неслыханной дерзостью.

Перейти на страницу:

Похожие книги