Старая девочка

Так что представляла она себе не таинственный Восток, а просто как сложится ее жизнь с Абдугалиевым, свою первую ночь с ним, как они будут приноравливаться друг к другу во время долгого пути в Стамбул, о чем говорить. Думала о том, что она будет чувствовать, когда забеременеет и станет вынашивать Абдугалиеву первого ребенка, кто это будет — мальчик или девочка. Она, конечно, хотела, чтобы первенцем был мальчик, и представляла, как будет его воспитывать, чтобы он стал настоящим турком и отец им гордился, был благодарен ей за сына. Еще больше она думала об Ирине: кто из них о ком первый узнает и разыщет; к Вериному сожалению, чаще получалось, что найдет ее Ирина, и Вера огорчалась этим, но по-другому выходило редко. Так получалось и когда Абдугалиев был ее мужем, и когда он был простым порученцем мужа Ирины.

Увидев, что это ничего не меняет, Вера в конце концов решила, что лучше, если Абдугалиев еще в Ташкенте станет ее настоящим мужем и она не будет томиться в неведении, кому достанется, до самой Турции. А человек, женой которого сделалась Ирина, пусть будет его сводным братом. Так они будут жить рядом с сестрой и видеться почти каждый день. И родители подобным вариантом будут довольны, конечно, больше, чем если они станут женами одного человека.

И все-таки Вера недооценила то, насколько Голотов боялся ее потерять; она с этим своим браком уже свыклась, больше ничего не страшилась, наоборот, готова была, как могла, торопить их с Абдугалиевым отъезд в Ташкент, когда Голотов через ее подругу Лидочку Сазонову передал, что просит Веру зайти в его кабинет после обеденного перерыва. Она пришла к нему веселая, радостная, в ответ же с порога он объявил ей, что, слава Богу, все уладил: Абдугалиев завтра утром отбывает в недельную командировку в Гурьев, а Веру послезавтра срочно отзывают в Москву. Так что меньше чем через двое суток она будет свободна, как ветер.

Он еще долго рассказывал ей о том, как сумел убедить начальство, что брак этот нецелесообразен и ни к чему хорошему не приведет. Невеста жениха не только не любит, но и боится пуще огня, да и сам жених, если судить по тому, что он говорит, человек довольно подозрительный: неясно ни его происхождение, ни политические убеждения, так что, скорее, он должен интересовать не молодых коммунисток, как Вера, а органы.

Потом, по-прежнему сияя, он еще долго говорил Вере, что очень надеется, что эта история послужит ей уроком — пора перестать быть такой импульсивной и взбалмошной, вообще пора всерьез подумать о своей судьбе и своем будущем, она уже не ребенок. Он говорил и говорил, а Вера как будто даже не совсем его понимала, то есть, конечно, понимала, но скорее так, что на ее пути к Ирине возникло новое препятствие, которое ей с Абдугалиевым, как, например, Заунгузские Каракумы, придется обходить, сделать большой крюк, здесь же на этой фразе она про себя первый раз отметила, что вот Голотов намекает ей на то, что он спас Веру для себя, и что лучшего мужа, чем он, она никогда не найдет.

То есть он медленно, постепенно, но все возвращал и возвращал ее с той дороги, по которой она шла с Абдугалиевым и ушла уже далеко. Сначала она очень долго не слышала Голотова, а потом еще дольше делала все, чтобы его не понимать, но он говорил и говорил, он гордился собой и ликовал и все что-то хотел ей объяснить, сказать, и еще он хотел благодарности. Требовал, чтобы она признала, что он имеет право на благодарность, в общем, он тянул ее, не отпускал и постепенно вытягивал.

Абдугалиев куда-то делся, то ли отошел в сторону, то ли чего-то испугался и решил выждать. Он один мог дать отпор Голотову, он был ее муж и имел на это все права, но Голотов как-то все подгадал и рассчитал, что Абдугалиева сейчас с ней не было и помешать ему было некому. Теперь он, как сеть, выбирал ее и выбирал, вытягивал и вытягивал и все говорил, что ее засосала огромная воронка, нечто вроде водоворота, и тянет, тянет ее на дно, и вот он, Голотов, не жалея времени, рискуя испортить отношения с начальством, пытается ее спасти, держит из последних сил; Вера же, которая сначала в уме отвечала ему на это вполне твердо, что это никакая не воронка, просто она идет, возвращается к Ирине, своей сестре, теперь, увидев, что Абдугалиева рядом нет, он куда-то ушел, бросил ее одну, стала уступать, поддаваться, стала останавливаться и то и дело сбиваться, кружить на месте.

А Голотов все нажимал на нее, все звал ее и звал, все тянул обратно, и она в конце концов повернула, не выдержала, повернула назад. Она еще оглядывалась, еще надеялась, что Абдугалиев одумается и вернется, но нет, его будто и след простыл. Во время того долгого разговора с Голотовым Вера еще дважды опамятовывалась, вдруг видела, что она опять, причем на этот раз окончательно, предает Ирину, но пытаться пройти путь от Ташкента до Стамбула одной, без провожатого, было чистейшей воды безумием, этим она оправдывалась перед сестрой и перед матерью и снова, больше не оглядываясь, шла туда, куда манил ее Голотов.