Опасно?.. Я, прищурившись, всматривалась в тронутый пламенем камень. Пожалуй, и много ли я смогу увидеть и понять?
— Дом прогорел, даже дыма не видно, — возразила я. — Вы выяснили, где был очаг возгорания?
Слова сорвались с языка раньше, чем разум отчаянно завопил «тревога!», и было поздно и крайне неосмотрительно закрывать рот ладонью, но рука моя все-таки дернулась. Все те же лекции инспекторов пожарной охраны, как же они въелись в память, а ведь казалось, что я слушала их вполуха и не запомнила ни черта.
— Евгений Дмитриевич?.. — оплошала, так сделать вид, что так и задумано, что я умна, и мало ли, где я могла нахвататься таких выражений; я мягко, но настойчиво освободила руку и сделала еще один шаг. — Что с Татьяной, что вы смогли… — Осторожнее сейчас. Не проговориться снова. — Узнать о ее смерти?
Началась борьба двух упрямцев.
— Все же не стоит туда идти, — урядник опять придержал меня, но уже не так резко, как в первый раз. — Поверьте, все только выглядит… устойчиво.
— Оно так, — подал голос Федот. — Вон Семка-хромой побег руку лечить, доской прибило.
Я кивнула, хотя понятия не имела, кто это — Семка. У меня не было никакого Семена, это я знала точно. Возможно, кто-то из вольных крестьян, живущих неподалеку.
— Вам, барышня, туда идти нельзя, — продолжал Федот. — А оно занялось — вона, за кухней…
Да, вспомнила я, кладовая и разлитое масло. Кто это сделал? Кузьма? Зачем?
— Кузьма? — спросила я и закусила губу. Он убил Татьяну, он поджег дом… — Где он?
Урядник глядел куда-то в сторону, и, проследив за его взглядом, я поняла: он смотрит на каморку, где убили Татьяну. Но там не может быть никаких улик. Каморки нет, как смогли найти тело, и какие улики в это проклятое время? «Слово и дело» и золотая лента — и все.
— Кузьму вашего и… тело я отправил в город, — проговорил Евгений Дмитриевич. — Мне несказанно жаль, — вздохнул он с запоздалым соболезнованием, но я замахала руками.
— Жаль дома? Жаль мою крестьянку? — урядник хлопал глазами, и я поторопилась объяснить: — Не знаю, долго бы я прожила с ней под одной крышей. На что ее еще толкнул бы страх? На нож — на этот раз в моем теле?
Я решилась и сошла с крыльца. Все, что я увижу — а что я увижу? — я не смогу истолковать. Я не следователь, не инспектор пожарной охраны, не эксперт-криминалист. Не чурающийся мелкого шантажа недоучка-доктор выяснит намного больше, чем скажу уряднику я. Я шла, внимательно глядя, куда наступаю, и под монашескими мягкими туфлями с тихим хрустом превращалась в труху моя прежняя жизнь. Даже трава была покрыта пеплом и усыпана мелкими сгоревшими щепами.
— Я после допрошу Кузьму, — нагнал меня Евгений Дмитриевич. — Не то чтобы я верил в то, что он убил вашу бабу и поджег дом, но…
— Но? — равнодушно переспросила я.
— Таковы правила. Она умерла еще до того, как начался пожар, умерла быстро, может, мгновенно, в носу у нее нет гари, она уже не дышала, — негромко, чтобы не расслышал Федот, бродивший неподалеку, рассказывал урядник, а я старалась не выказать удивления. Я ошиблась не только в том, что он применил золотую ленту, но и в том, что он был лишь магом — он был и немного сыщиком. Почти настоящим. — Удар был сильный, Елизавета Григорьевна, очень сильный. Вот Федот, — Евгений Дмитриевич кивнул в его сторону, — мог бы ударить, пожалуй. Но нет, другие показали, что его не было в барском доме.
— Не было, — не очень уверенно подтвердила я и подумала, что мое свидетельство, даже такое, полное сомнений, что я и не отрицала, приняли бы как свидетельство единственное и бесспорное, и решила не мешать следствию, не спешить с заключениями и не торопить урядника. — А чей нож?
— Вы меня удивляете.
Я прикусила язык. Черт, черт. Барышня Нелидова здорово поумнела с тех пор, как нахлебалась воды в Брешке.
— Нож обычный, им и Кузьма что делал, и Анна что на кухне резала…
Черт. Кажется, я не ела пока здесь мясо?..
— Есть что-нибудь… необычное, — начала я, обдумывая каждое слово, — в том, как Татьяну убили? В шею… — Куда именно пришелся удар? Мне никто не сказал, как Татьяна была убита, но если я начну уточнять, что это изменит? — Я имею в виду, это… странно. Нет?
— Так валят быков, — пожал плечами Евгений Дмитриевич. — Но у вас нет быков? И, кажется, никогда не было?
Да, но Кузьма — или кто-то еще — мог знать, насколько это верный удар. Мое имение и деревня нищие до крайности, а что за пределами моих владений? Умелого человека могли звать резать скотину. Но урядник казался молодцом, и я была практически уверена, что если золотая лента не даст ответа на вопрос, кто убил Татьяну и поджег дом, он докопается до истины так или иначе. Рано или же поздно, но и я узнаю, должна узнать, кто был виновником этих бед. Бед, одной из которых я была даже рада, пусть не подавала виду, и только, изобразив неизбывную печаль, велела начать разбирать завалы и расчищать землю под сгоревшим домом.