Отдельно от всей команды стоял капитан Кузяев, храня на лице ответственность и заботу. Куликов выделялся могучим своим костяком. Мигалкин вблизи был такой же, как и на донышке стадиона, с подсолнухом-головой.
Явился тренер «Урана», седой, в темно-синем костюме, с почетным значком в петлице. Он пригласил Николина в автобус и сообщил команде:
— Нашу игру приехал смотреть корреспондент.
Команда оборотилась к Владику. Он радостно засмущался, подумал: «Ну вот, приехал не зря. Теперь они будут стараться».
— Как настроение? — бодро спросил он у молодого парнишки, сидевшего ближе к нему, Непонимаева или Садыева. — Какой будет счет?
— У тренера спрашивайте, — сказал парнишка.
Автобус вскоре въехал на стадион. Команда ушла в раздевалку. И тренер ушел. Владик двинулся по окружию поля. Стадион наполнялся мужчинами в белых рубашках. Мужчины несли под мышками пиджаки. Милиция выстраивалась в проходах, Владик чувствовал на себе ее взгляд. Он сел на низенькую незанятую скамейку, вынесенную к самому полю.
Владик видел траву на поле, мог различить незатоптаниый подорожник и одуванчик. Тут грянул судейский свисток, и «Уран» навалился па «Крылья Советов». Не стало смешливых мальчишек, неслись по полю готовые к бою мужи. Алябьев частил ногами по левому краю, по правому краю бежал Кузяев. Обманывал вражеских стопперов Ося Мигалкин. Урчал стадион. Садилось солнце. Сочилась багровость заката. Станислав Телепенин в падении схватывал мяч ногами, выкидывал его Куликову. Куликов сносил попавших навстречу хавбеков «Крыльев Советов».
В двадцать тысяч глоток свистал стадион. Тут не было иронических объективистов. Все болели за «Крылья Советов».
Только Владик Николин, сидя на низкой скамейке у края поля, кричал Мигалкину:
— Ося, давай!
«Уран» нажимал. Защита его прибежала в центр поля. Кузяев с мячом доходил до вратарской площадки. Взлетали над скопищем футболистов угловые мячи. Метался вратарь. Стадион заходился разбойничьим свистом. Этот свист, выражал не презрение к дрогнувшим «Крыльям Советов», а как бы угрозу: «Нас двадцать тысяч! — свистали мужчины. — Наш город вам не позволит! Мы все против вас!»
...Атака нахлынула, захлестнула штрафную площадку «Крыльев Советов», Станислав Телепнин вышел с мячом на свободный прогалок и шпажным ударом воткнул его прямо в ворота. Стадион поперхнулся свистом, примолк. Владик хлопал в ладоши и вскрикивал:
— Браво, «Уран»!
Как вдруг появилась откуда-то боль. Будто пчела укусила в шею. Он отмахнулся, поймал чью-то руку: мужчина, сидящий за ним, воткнул в его шею горящую папиросу. Мужчина оскалил зубы. Его соседи тоже оскалили зубы. Они смеялись.
— Ты что это делаешь? — сказал Владик мужчине. — Ты где находишься?
— Извините, — сказал мужчина, — хотел в урну кинуть, да не попал.
— А ты чего это, парень, «Урану» хлопаешь? — сказали с верхнего ряда. — Мы тут все болеем за «Крылышки». Ты нам не мешай. Мы это не любим.
Владик ссутулил спину, смолчал. «Уран» теперь оборонялся. Куликов откатывал мяч своему вратарю. Телепенин пулял как попало. Мигалкин плел кружева. Мяч то и дело выскакивал с поля на гаревую дорожку, залетал на трибуны. «Уран» тянул время...
«Боже мой, — думал Владик Николин, — ведь они проиграют... Пускай бы лезли в атаку...»
Воспалялось закатное небо. Мужчины надели на плечи черные пиджаки. Все трудное было держаться «Урану». Все чаще свистел на поле судья. «Как я выберусь, что со мной будет?» — думал Владик Николин. Он не хлопал теперь в ладоши, не подбадривал Осю и Борю. «Крылья Советов» забили ответный гол.
Наступил перерыв. По-южному скоро сгустились потемки. Не стало видно трибун стадиона. Прохлыпул сверху пыльный и синеватый прожекторный свет. И снова забился мяч в воротах «Урана»... Свистал стадион. От свиста, казалось, рождается ветер. Ни яхты на море, ни рейсовый самолет, ни песни Эдиты Пьехи не отвлекали мужчин от футбола. Город Куйбышев жаждал победы, расправы. Он свистел в сорок тысяч пальцев.
«Уран» сбился в кучку, махал руками. Было видно, что это мальчишки, что им неприютно под свистом, под светом прожекторов. На табло появились новые цифры: два — один. Стадион весь полнился грозной радостью. «Крылышки» победили. Двадцать тысяч мужчин понесли свою радость по теплым, черным, тополевым улочкам. Всюду слышался смех и говор, шелестели шаги и пыхали папиросы.
Оля шагнула навстречу Владику. По-новому были прибраны ее волосы, каблуки стали выше и тоньше. Оля покрасила губы, подрисовала глаза. В свете люминесцентных фонарей лицо ее представлялось напудренным, подсиненным, немолодым. Оля вышла навстречу Владику в строгом костюме, красивая, крупная женщина, доктор.
— Вы не узнали меня, я вижу, — сказала Оля. — Мне стыдно, что я преследую вас...
— «Уран» проиграл, — сказал Владик. — Весь этот футбол — чепуха. Десятки тысяч людей занимаются самообманом. Стране нужны трубы — вот в чем состоит соль момента.
— Вы разочарованы вашим «Ураном»? — сказала Оля.
— А, черт бы его побрал... Мне не нужно жениться в волжском городе. Я женился на другой реке...