Сталкер-югенд

Хрущ промолчал. Верит дурень в разного рода байки, пускай верит.

− Ты на куртку глянь. Откуда зуб то из золота?

Респектабельным утопленник при жизни не был.

Блох принялся обшаривать труп. Несколько патронов, плоская фляжка, зажигалка. Хороший ножик. Брючный ремень. Сами брюки…

− Слышь, Хрущ. Кажись это баба.

Узкие плавочки и отсутствие характерно выпирающих органов говорили за правильность подозрений бродяги.

− Во бабы пошли. Титек нету нисколечко, − ворчал Хрущ.

− И что с ней делать?

− Хочешь скажу? Только воду надо вылить.

− Неее, − Блох столкнул тело в поток.

Следующий мертвяк пожаловал через полчаса.

− Эдак его распластали, − заглянул Блох в вырванную брюшину. — Всю начинку растерял.

− Выели, гадье, − таков диагноз Хруща, после изучения раны. Старик не стеснялся и не брезговал, запустить руку во внутренности.

«Диагностировал,» − вспомнил одно из мудреных словечек Блох. Краем уха он слыхивал, что Хрущ когда-то был врачом. Не плохим. Потом жизнь под откос пошла. В Кишке оказался.

− Как это выели?

− А так. Сожрали. Зубами кусь-кусь и ням-ням.

− Кто?

− Кто-кто? Эти.

Дальше пояснять не надо. В Кишке знали и о пагах, и о хапах и прочих неприятностях. Только войны не вели. Поскольку нечем. А те не сильно и не беспокоили. Там шмыгнут, туда нос сунут, сюда пролезут. Долго не оставались, уходили. И то верно. Кто же в таком месте как Кишка добровольно останется.

− Воняем больно, − такого мнения придерживалось большинство на счет брезгливости пагов и хапа.

Рыбалка сегодня перла. Они выловили мусорный пакет с еще приличной одежкой. Сверток с мертворожденным ребенком. Ящик с детскими игрушками. Барахла по мелочи. Добычу тут же сортировали и раскладывали.

Следующий утопленник появился минут через сорок.

− Ну, сегодня удача! — потирал руки Блох, примеряясь подцепить багром.

− Переселенец? — подивился Хрущ. То, что беднягу упокоили, а не помер своей смертью, не тайна. Ребра наизнанку.

− Кто его? Изгои?

− Если бы, − задумчив Хрущ. Он уже не радовался своему прибыльному занятию. — Видать и до них добрались.

− В смысле?

Хрущ глянул на Блоха. Нормальный парень, а умишка кот наплакал. Не понимает. Может оно и к лучшему? Не понимает и живет не тужит.

Порассуждать Хрущу не пришлось

− Ты поглянь! Поглянь! Что творится! — радостно скакал по берегу Блох.

Творилось не ладное. Грязная вода несла десятки тел.

− Да, мы богачи!

− А мне мнится, покойники, − буркнул Хрущ.

4

Лонко повалился на спину. Собрал в горсть листья и цветки одуванчиков, поднес к лицу, вдохнул горячий запах. Вприщур глаз, наблюдал в небе… апельсин! Вспомнил из детской книжки название солнца.

− Я сплю… сплю! — ликовал Лонко.

Где твоя хваленая невозмутимость, мапуче? Истаяла под щедрым светилом?

Чили не до чувств изумленного товарища. Взгляд прикован к склону. От самого верха до подножья усеян цветами. Маленькими и большими, на высоких стеблях и коротышек, лопушистых и с тонюсенькими листочками-иголками… Ярко-желтые одуванчики, алые горицветы, бледно-желтый воробейники, фиолетово-синий воловики. Ниже белоснежные ромашки, красные и синие маргаритки, пурпурная крупина… а еще дальше, в ложбинке, голубые шары мордовника.

− Наверное, − Чили зачарованно коснулась метелки тонконога. Происходящее действительно напоминало сон. Прекрасный сон.

Над красотой цветов мелькают легкие всполохи невесомых крыльев. Бабочки! Бабочки!

− Можете живей! — торопит Джок. Он ждет команду у подножья.

Лбу тоже тут нравится. На сердце и в мыслях легко.

Зои, тянулась и несмела прикоснуться к малиново-красному цветку. С соцветия синяка (ужасное название для такой прелести!) сердито жужжа, взлетела пчеловидка. На толстом брюшке желтые кляксы. Девушка застыла, провожая гудящего летуна.

В воздухе сверкнул перламутр. Вверх… вокруг… завис ни мало не опасаясь людей. Стрекоза!? Стрекоза!! Весь мир отражен в двух янтарях огромных глаз.

− Охуитительно! — забыв свой пессимизм озирается Харли. От избытка нахлынувших чувств подхватил Анни на руки и закружил.

− Уронишь! — заливается счастливым смехом девушка.

Улыбается Юшенг, собирая букетик бледно-желто-розового тысячелистника. Смеется Клэр, тыкаясь носом в лагозерис. На лице остается солнечная пудра цветочной пыльцы. Юшенг видит и не сдерживается − фыркает.

Феликс расставил руки и запрокинул голову. Он знает сотни песен и тысячи стихов, но ни один… ни один! не в состоянии передать оттенки его ощущений. Да что там! Всего одного единственного! Не передаст! А он… он счастлив! Как какая-то бестолковая мультяшка!

Джилли крутится по сторонам. Боится упустить, не высмотреть, прозевать… Отломила стебель гребенника. Своими торчащими волосками на колосе он напоминает ей древний моргенштерн. Прогнала сравнение. Нет! Не в этот день, не в эти мгновения! Он похож на себя. Девушка мазнула колосом по шее. Щекотно!

Движение отряда замерло, замер ветер, замер полдень. Ничего не происходило ни во времени, ни в пространстве. Ничего и не должно происходить! Все и так замечательно! От щедрого солнца, от ярких цветов, от бездонного неба, в которое хочется взлететь!

− Скоро вы? − требует Джок. Он капитан. У него есть цель.