«Сталинский питомец» — Николай Ежов

Как рассказал Миронов, совещание проводили Ежов и Фриновский. «Ежов дал общую оперативно-политическую директиву, а Фриновский уже в развитие ее прорабатывал с каждым начальником управления «оперативный лимит». Указания Ежова начались с угроз тем начальникам управлений НКВД, которые проявили «оперативную инертность», тогда как другие «уже взяли полный разбег по вскрытию контрреволюционных формирований внутри партии и вне ее»^{375}. Как вспоминал Миронов, критике подверглись начальники Омского, Куйбышевского и Красноярского управлений. При этом Ежов впервые заявил о предстоящих «национальных» операциях: «Все должны подготовиться к массовым арестам по харбинцам, полякам, немцам, кулацко-белогвардейским группировкам и антисоветским группировкам внутри партии и в советском аппарате». Несколько дней спустя, когда участники совещания еще были в Москве, как вспоминал Миронов, 4 или 6 начальников УНКВД были арестованы: «Это явилось достаточно эффективной формой воздействия на всех присутствующих» и остальные уехали «в очень пониженном настроении»^{376}. Согласно М.П. Шрейдеру, который сам на совещании не присутствовал, но узнал о том, что там было от своего начальника А.П. Радзивиловского, начальник Омского управления НКВД Э.П. Салынь, осмелившийся протестовать против «лимитов», был арестован прямо на совещании^{377}.[43]

Здесь очевидны расхождения. Салынь был арестован не ранее 10 августа, то есть много позже того, как большинство участников совещания уехали, хотя был смещен 23 июля и оставался в Москве. И.П. Попашенко (Куйбышев) и Ф.А. Леонюк (Красноярск), которые якобы подверглись критике, вообще не были арестованы в 1937 году; осенью этого года они даже были повышены в должностях и стали служить в центральном аппарате НКВД. Тем не менее некоторые начальники областных управлений НКВД были арестованы в середине июля: А.Б. Розанов (Воронеж, 11 июля), И.М. Блат (Челябинск, 13 июля), Я.С. Агранов (Саратов, 20 июля), Р.И. Аустрин (Киров, 22 июля), и, возможно, Р.П. Рудь (Татария, незадолго до совещания, так как 12 июля вместо него на совещание был приглашен его заместитель). Как видим, из них лишь Агранов и Аустрин были арестованы вскоре после совещания^{378}.

Эти аресты, несомненно, вызвали беспокойство среди коллег, но представление о том, что начальники областных управлений НКВД были в молчаливой оппозиции по отношению к планам Ежова и что Ежов принуждал их проводить массовые операции под угрозой ареста, опровергается показанием другого участника совещания — начальника Оренбургского управления НКВД А.И. Успенского. По его словам, начальники управлений «пытались превзойти друг друга, рапортуя о гигантском числе арестованных». Успенский, конечно, имеет в виду намеченных к аресту Как он утверждает, указания Ежова свелись к простой формуле — «Бей, громи без разбора», и цитирует слова Ежова о том, что «в связи с разгромом врагов будет уничтожена и некоторая часть невинных людей, но это неизбежно»^{379}. В других источниках приводятся иные формулировки того же самого: Ежов объявил, что «если во время этой операции будет расстреляна лишняя тысяча людей — беды в этом особой нет»^{380}. Стиль такого заявления очень напоминает сталинский. Возможно, именно так Сталин объяснил Ежову некоторую условность «лимитов» и необходимость округлять присылаемые из регионов цифровые показатели намеченных к арестам.

Во время совещания Ежов и Фриновский разговаривали с каждым из присутствовавших начальников управлений НКВД, обсуждая установленные ими лимиты на арест и расстрел и давая указания о необходимых мерах по подготовке и проведению операции. Миронов сообщил Ежову о «право-троцкистском блоке», выявленном в руководстве Западной Сибири, хотя и выразил сомнения относительно показаний, в которых затрагивались партийные секретари райкомов и горкомов, назвав часть из них «неубедительными». Ежов на это ответил: «А почему вы не арестовываете их? Мы за вас работать не будем, посадите их, а потом разбирайтесь — на кого не будет показаний, потом отсеете. Действуйте смелее, я уже вам неоднократно говорил». Здесь же Ежов впервые заявил Миронову, что «в отдельных случаях, если нужно», по его (Миронова) санкции начальники отделов УНКВД «могут применять и физические методы воздействия»^{381}. На совещании Ежов ясно дал понять, что в рамках предстоящей операции «нужно арестовывать по соцпризнаку и прошлой деятельности в конрреволюционных партиях»^{382}. Столь определенная и жесткая установка требовала пояснений о максимальном возрасте людей, попадающих под репрессии. Как вспоминал Успенский: «Тут же, на совещании, я подошел к Ежову и в присутствии Фриновского спросил его, как быть с арестованными 70-летними — 80-летними стариками. Ежов мне на это буквально ответил: «Если держится на ногах — стреляй»^{383}.